Тибор рассмеялся. Потом принялся за кофе. Возня с чашкой давала ему возможность подумать.
— По-моему, вы распекаете меня зазря, — сказал он наконец. — У меня нет ни малейших оснований гордиться.
Поставив на стол чашку, Тибор нарочито вытянул перед собой металлический манипулятор.
— Судите сами, мне ли любоваться собой! Да я же, черт побери, наполовину робот. Любой из перечисленных вами грехов мне ближе, чем гордыня.
— Ну, тут я с вами мог бы спорить до хрипоты, — сказал Абернати.
— Я, в общем-то, пришел не спорить о моем характере, а поговорить касательно религии…
— Да-да, вы правы, правы, — кивнул Абернати. — Но разве мы до этого момента говорили не о религии? Я лишь пытаюсь представить вам в правильном свете вашу предстоящую работу — так сказать, поместить ее в контекст реальности: убрать те искажения, которые она претерпела в вашем сознании. Хотите еще кофейку?
— Да, будьте добры.
Пока Абернати наливал кофе, Тибор смотрел в окно. «Близится одиннадцатый час, — думал он, — момент истины для всего мира. И что-то действительно произошло. А что — пожалуй, я никогда так и не пойму».
Отпив горячего кофе, Тибор вернулся мыслями к предыдущему вечеру.
— Святой отец, — промолвил он после долгого молчания, — я затрудняюсь определить, кто из вас прав — вы или они. А может, мне и не дано этого понять — до самого смертного часа. Но не могу я обмануть, если сказал, что сделаю. Будь заказчиком христианская община — я бы точно так же держал слово перед вами.
Абернати солидно помешал сахар в своей чашке, сделал пару маленьких глотков.
— Мы бы по крайней мере не очень горевали, кабы вы не отыскали Христа вживе для нашей «Тайной Вечери», а просто написали его впечатляющее изображение — в согласии со своим воображением и талантом. Я отнюдь не отговариваю вас от работы на Служителей Гнева, выполнение которой вы почитаете своим моральным долгом. Но мне кажется, что вы досадно заблуждаетесь и создаете себе искусственные трудности. Смотрите на это проще. И сразу станет легче.
— Не легкости я ищу, святой отец, не легкости.
— Эк вы все поворачиваете! — крякнул Абернати. — Послушать вас, я говорю ужасные вещи. Стоит ли истолковывать мои слова так превратно? Повторяю, по моему разумению, у вас есть возможность избежать искусственных трудностей…
— Иначе говоря, вы предлагаете мне явиться в город после непродолжительного отсутствия и объявить, что я видел Господа Гнева, а потом быстро намалевать его — и с плеч долой. Так?
— Если говорить без обиняков, — сказал Абернати, — то мое мнение: да. При этом вы никого не обманете.
— Даже себя самого?
— Эхе-хе-хе, уж эта ваша гордыня! — вздохнул Абернати. — Уймите вы ее!
— Не хочу вас обидеть, сэр, — сказал Тибор, — но так дело не пойдет. Извините, не могу я поступить таким вот образом.
— Экий вы! Отчего же «не могу»?
— Потому как это не по правде, — устало повторил Тибор. — Не такой я человек, чтоб на подобные хитрости идти. Честно говоря, ваше предложение принудило меня серьезней задуматься о христианстве. Похоже, я повременю с решением креститься.
— Как вам угодно. Меня ваши колебания не удивляют. Согласно нашему вероучению, всякую бессмертную душу постоянно подстерегают опасности и соблазны.
— Но ведь вы веруете в возможность конечного спасения каждого человека, не так ли?
— Правильно, — сказал Абернати. — Кто приобщил вас к этому взгляду, который исповедуют иезуиты?
— Фэй Блейн, — сказал Тибор.
— Ах, она…
— Что ж, спасибо за кофе, сэр. Полагаю, мне пора…
— Позвольте дать вам катехизис — почитаете в дороге.
— Да, буду весьма благодарен.
— Признайтесь, Тибор, вы меня не любите — и не уважаете?
— Разрешите мне оставить свое мнение при себе, святой отец, — сказал Тибор, не потупляя глаз.
— Ладно, оставайтесь со своим мнением, а книжку — возьмите.
— Спасибо, — кивнул художник, беря катехизис ловкими механическими пальцами.
Абернати торопливо заговорил:
— Я открою вам одну вещь, которую вам бы следовало знать. Я набрел на это, когда читал одну книгу про верования древних греков. Был у них бог — Аполлон, славный своим постоянством. При любых обстоятельствах он оставался самим собой, не изменялся — был, так сказать, адекватен самому себе, ни под кого и ни подо что не рядился, никогда. — Священник кашлянул и продолжал еще большей скороговоркой: — Но был у древних греков и другой бог — Дионис, бог-шалопай, бог безрассудный, бог метаморфоз — постоянный в своей изменчивости.