Особенно,... 
80 
Меня поразила ее тяжесть. Ее толщина превышала два фута. Только наружная сторона была облицована мрамором, тогда как вся она была из более тяжелого темного камня. Нет, конечно, ни одно человеческое существо не смогло бы даже приподнять такой непомерный груз.
И теперь из разверзшейся пропасти внезапно появилось копье, будто выскочило благодаря потайной пружине.
Я отпрянул назад – никогда мне не случалось оказываться на краю гибели.
Мастема позволил плите откинуться в сторону. Пружины сразу подломились под ее собственной тяжестью. Свет наполнил пространство под нами. Множество новых копий поджидало меня – они сверкали на солнце, направленные под углом, параллельно уклону самой лестницы.
Мастема подошел к лестнице.
– Попытайся отодвинуть их, Витторио, – сказал он.
– Он не может. А если оступится и упадет, свалится в яму и угодит прямо на острия этих копий, – сказал Рамиэль. – Мастема, сдвинь ступени в сторону.
– Позволь мне отодвинуть их, – предложил Сетий.
Я обнажил свой меч. Мне удалось срубить металлическое острие ближайшего угрожавшего мне копья, но изломанная деревянная часть древка продолжала торчать вверх.
Я спустился в склеп и сразу ощутил, как меня охватывает холод, как поднимается он по моим ногам. Я опять замахнулся мечом и срубил еще кусок деревянного древка. Затем я обошел его сзади, но лишь наткнулся левой рукой на пару таких же копий в неверных сумерках подземелья. И снова я замахнулся мечом, от тяжести которого у меня уже сводило мышцы.
Но мне удалось сразить их двумя стремительными ударами, и теперь металлические острия также с грохотом свалились на землю, оставив торчащие вверх сломанные древки.
Я спустился вниз, держась за ступени, чтобы не поскользнуться на них случайно, и вдруг с пронзительным криком с размаху скатился с края неведомо чего, ибо в этом месте лестница была сломана и потому ниже вообще отсутствовала.
Правой рукой я схватился за древко сломанного копья, которое уже держал в своей левой руке. Мой меч с грохотом полетел вниз, опережая меня.
– Довольно, Мастема, – произнес Сетий, – ни одно человеческое существо не сможет справиться с этим.
Я повис в воздухе, обеими руками схватившись за сломанное древко копья, стараясь всмотреться в их лица, окружившие отверстие входа в склеп. Если я упаду, то, несомненно, погибну, ибо падать придется с большой высоты. Если я не разобьюсь сразу насмерть, то все равно не переживу этого унижения.
Я ждал и не издавал ни звука, хотя руки болели невыносимо.
Внезапно ангелы проскользнули в отверстие склепа – спустились так же бесшумно, как делали и все остальное, под шелест крыльев и шелка, все разом, окружили меня, обняли и осторожно опустили на пол в подземелье.
Я сразу же вскочил на ноги и, с трудом перемещаясь в этом полумраке, нашел свой меч. Я снова обрел свое оружие.
Я распрямился, тяжело дыша и твердо ухватившись за меч, а затем взглянул вверх, на четко очерченный прямоугольник яркого света. Я закрыл глаза и опустил голову, потом медленно раскрыл глаза снова, как бы привыкая к этим холодным и влажным сумеркам.
Здесь замок, несомненно, гордо восставал против горных вершин и не давал им ни малейшей возможности распространиться под собой, чему свидетельством был этот подземный свод, который, несмотря на его обширность, казалось, был создан только из земли. По крайней мере, лишь ее я видел перед собой, а затем, обернувшись, обнаружил намеченные мной жертвы, как Мастема назвал их.
Вампиры, гусеницы, – все они оказались погруженными в сон, но не в гробах, не в тайниках – они лежали длинными рядами, и каждое тело, одетое в изысканный наряд, было покрыто тонкой плащаницей, сотканной из крученой золотой нити. Тела располагались вдоль трех стен склепа. В дальнем его конце повисли над бездонной пропастью сломанные ступени.
Я моргнул и прищурился, и мне показалось, что свет над ними стал ярче. Я медленно приближался к ближайшей ко мне фигуре, пока не различил туфли цвета густого бургундского и темно-коричневые чулки; и все это было покрыто златотканой паутиной, как если бы каждую ночь отменные тутовые шелкопряды сплетали тонкую плащаницу для этого существа, – настолько безупречной, совершенной и превосходной была она. Увы, в этом не было ничего волшебного; это было самое прозрачное из всего, на изготовление чего были способны смертные. И нить была спрядена на веретенах какими-то безвестными тружениками – массой мужчин и женщин; и пелена была искусно подшита по краям. Я сорвал пелену.
80 
