Замыслив эти вероломные планы, она с головой ушла в следующую задачу — скрыть их от Миши. Она искренне верила, что он способен читать ее мысли. Отчасти из-за боязни разоблачения Нина так долго не решалась приступить к осуществлению своего замысла. Начала она с того, что стала усердной зрительницей австралийских фильмов, просматривая которые, непрестанно роняла слезы. Она воображала себя в Австралии, и эта жизнь казалась ей во всем противоположной ее нынешнему существованию. Эти простодушные, но благородные люди наверняка ее не отвергнут. Она заживет среди них открыто и радостно, снискав уважение к себе как к труженице и любовь к себе как к женщине.
Наконец она занялась более пристальным изучением вопроса. В местной библиотеке нашлось несколько книг об Австралии, и она прочла их от корки до корки. Набравшись смелости, она купила карту, которую прятала в своей комнате среди рулонов ткани и разворачивала только тогда, когда убеждалась, что Миши нет в стране. Она виновато и только на миг останавливалась перед Австралийским центром на Стренде, чтобы глянуть на рекламные плакаты. А вот зайти и добиться какой-нибудь информации — нет, на это она не решалась. Она боялась, что там, внутри, у нее спросят фамилию и адрес; а в ней еще жил страх беженца перед всякой властью, и она по-прежнему верила, что власть имущие неким загадочным образом связаны друг с другом. Она не сомневалась: если оставит свои данные в Австралийском центре, то Миша Фокс узнает об этом к концу того же дня.
И все же Нина понимала — для осуществления плана ей необходимо доверенное лицо, помощник, некто, желательно из англичан, к кому она могла бы обращаться за советом, кто мог бы добывать для нее нужные сведения, разузнавать, а если потребуется, то и снабдить рекомендациями; и она знала, что на свете есть только один человек, которому можно все это доверить, — Роза Кип. Нина познакомилась с Розой вскоре после переезда в Челси. Она спрашивала себя, известно ли Розе о слухах относительно ее зависимости от Миши… не исключено, что известно. Нина знала, как знали все, но в совершенно общих, как и все, чертах, что Роза в прошлом была связана с Мишей — и под влиянием этой подробности Нинино уважение к Розе еще больше усилилось: ведь она была из тех, кто находился под властью колдовства Миши и все-таки сумел освободиться, даже без бегства в дальние страны. Резкость и шероховатость Розиного характера вызывали у Нины чувство робкого почтения, а ее благородство — робкую влюбленность; но Роза, для которой Нина была скорее персонажем вто-ростепеннейшим, не подавала никаких знаков, что отплатит той же монетой.
Хотя Нине и не удалось по-настоящему подружиться с Розой, тем не менее эта англичанка прочно поселилась в ее мыслях; и к настоящему времени Роза успела превратиться в воображении портнихи в некоего ангела, добродетельную силу, одним словом, в единственную надежду. Мысль обо всем рассказать Розе посетила Нину гораздо раньше, еще до возникновения планов об Австралии; но страх, и перед Мишей, и перед Розой, тогда сковывал ее. Но вот возник план бегства, который постепенно рос в ее сознании и придавал ей силу; и сейчас, все еще не освободившись из-под власти кошмарного сна, она сказала себе: хватит, дальше терпеть невозможно.
Она слезла с подоконника и медленно прошлась по комнате. Мимолетные прикосновения тканей были похожи на ласку; Нина останавливалась и, погружая лицо в их глубину, втягивала знакомый аромат, как садовод вдыхает запах цветов. Успокоившись, она собралась выходить, посмотрела на часы. Почти одиннадцать. Вполне подходящее время для визита к мисс Кип.
Часы показывали одиннадцать. Анетта все еще лежала в постели. Ей не хотелось ни лежать, ни вставать; я, кажется, заболела, внушала она себе. Но увы, она чувствовала себя не больной, а всего лишь очень несчастной. Блуждая взглядом по комнате, заполненной такими до скуки знакомыми предметами, Анетта размышляла — надо что-нибудь эдакое сделать, чтобы как-то выразить свои чувства. Она протяжно застонала, а потом попыталась зарыдать. Но все получилось из рук вон плохо. Утомившись от напрасных усилий, девушка села и потянулась за халатом.
Потом взяла фотографию Николаса, всегда стоящую на столике у постели, и начала изучать ее. Анетту неизменно умиляло и их с братом чрезвычайное сходство, и то, что из-за волос этого сходства как будто никто и не замечал. Между ними как будто был заключен договор — хранить некую сладостную тайну; тайна эта была начертана на их телах, но скрыта неким облаком. Иногда Анетта начинала чувствовать невероятную, прямо-таки телепатическую связь с братом. Николас тоже верил, что здесь не обошлось без телепатии, а так как одно время он интересовался различными феноменами психики, то решено было провести эксперимент. Никаких сенсационных результатов он, правда, не дал.