— За чей счет? — спросил Гай Требоний у Публия Ватиния. — Казны? Конечно нет!
— Определенно нет, — согласился Ватиний. — Он всегда скрупулезно соблюдает закон. Нет, это из его кошелька, из его доли.
Требоний кивнул, а немного прихрамывающий Ватиний нахмурился. Его не было, когда Цезарь получил ответ Сената на свою просьбу, чтобы к нему относились так, как отнеслись к Помпею.
— Я знаю, он сказочно богат, но это громадные суммы. Он может себе позволить такую щедрость, Требоний?
— Думаю, да. Только продажа рабов принесла ему двадцать тысяч талантов.
— Двадцать тысяч? Юпитер! Красс считался первым богачом Рима, а оставил только семь тысяч талантов!
— Марк Красс хвастал своим богатством, но ты когда-нибудь слышал, чтобы Помпей Магн говорил, сколько денег у него? Почему, ты думаешь, банкиры вьются вокруг Цезаря и преданно глядят ему в рот? Бальб первым примкнул к нему. Оппий — вторым. Это еще когда ты был юнцом. А такие воротилы, как Аттик, сделали выбор совсем недавно.
— Рабирий Постум обязан ему возможностью начать новую жизнь, — напомнил Ватиний.
— Да, но это стало возможным, лишь когда Цезарь стал стремительно богатеть. Германские сокровища, осевшие у атватуков, были воистину сказочными. Его доля в них тоже была баснословной. — Требоний усмехнулся. — А на случай нужды существуют тайные клады Карнута. Это — его резерв. Цезарь отнюдь не дурак. Он знает, что следующий губернатор Длинноволосой Галлии в первую очередь попытается наложить на них лапу. Но готов спорить, там уже ничего не останется.
— Из Рима пишут, что его вскоре намерены освободить. О боги, куда уходит время? Мартовские календы стремительно приближаются! До них три месяца. И что будет тогда? Как только он лишится своего империя, его тут же привлекут к сотне судов. И с ним покончат, Требоний.
— Весьма вероятно, — спокойно отозвался Требоний.
Но Ватиний тоже был не дурак.
— Он ведь не допустит, чтобы это произошло?
— Нет, не допустит.
Наступило молчание. Ватиний внимательно всматривался в мрачное лицо собеседника, покусывая губу. Наконец их глаза встретились.
— Значит, я прав, — сказал Ватиний. — Он цементирует свою связь с армией.
— Весьма верное наблюдение.
— И пойдет на Рим.
— Только если его вынудят. По природе Цезарь не авантюрист. Он любит все делать in suo anno — в свое время, никаких специальных и чрезвычайных указов, десять лет между консульствами, все законно. Если он вынужден будет идти на Рим, Ватиний, это убьет в нем что-то. Он это знает, и его это не прельщает. Ты думаешь, он боится Сената? Или кого-то еще? Хваленого Помпея Магна, например? Нет! Они повалятся, как мишени на плацу от хороших бросков. Он знает и это. Но не хочет этого. Он хочет того, что ему полагается, но — на законном основании. Марш на Рим — это последняя капля в чашу его терпения, и он будет до последнего момента противиться этому. Его послужной список идеален. И он хочет, чтобы все так и оставалось.
— Он всегда был устремлен к идеальному, — печально промолвил Ватиний и содрогнулся. — Юпитер! Как он с ними поступит, если его вынудят себя замарать?
— Я даже думать о том не хочу.
— Не лучше ли нам принести жертву богам, чтобы те образумили boni?
— Я это делаю не первый месяц. Мне кажется, boni давно бы образумились, если бы не одно обстоятельство.
— Катон? — тут же воскликнул Ватиний.
Требоний отозвался эхом:
— Катон.
Опять помолчали. Ватиний вздохнул.
— Я — его человек. И в радости, и в беде, — сказал он.
— И я.
— А кто еще?
— Децим, Фабий, Секстий, Антоний, Ребил, Кален, Базил, Планк, Сульпиций, Луций Цезарь, — перечислил Требоний.
— А Лабиен?
Требоний покачал головой.
— Нет.
— Так решил Лабиен?
— Нет. Цезарь.
— Но он не говорит ничего плохого о Лабиене.
— Он и не скажет. Лабиен все еще надеется стать младшим коллегой Цезаря в будущем консульстве, хотя знает, что тот не одобряет его методов. Но в донесениях Сенату личное не проскальзывает, как надеется Лабиен. Однако после принятия окончательного решения все изменится. Если Цезарь пойдет на Рим, он преподнесет boni подарок — Тита Лабиена.
— Ох, Требоний, только бы не дошло до гражданской войны!
Цезарь тоже молился об этом, даже когда его мозг был занят тем, как справиться с boni, не выходя за рамки mos maiorum — неписаной конституции Рима. Консулами на следующий год были выбраны: старшим — Луций Эмилий Лепид Павел, младшим — Гай Клавдий Марцелл, двоюродный брат теперешнего младшего консула Марка Марцелла. Но он также был и двоюродным братом еще одного Гая Марцелла, которого прочили провести в консулы через год. Чтобы их различать, первого обычно называли Гай Марцелл-старший, а второго — Гай Марцелл-младший. На Гая Марцелла-старшего, непримиримого противника Цезаря, надежды не было. Павел был другим. Сосланный за участие в мятеже своего отца, Лепида, он, вернувшись в Рим, завоевал популярность, восстанавливая базилику Эмилия — одно из самых красивых на Римском Форуме зданий. Когда тело Публия Клодия исчезло в пылающих недрах Сената, почти законченная базилика Эмилия тоже сгорела. У Павла не было денег, чтобы начать строительство снова.