Центурионов я отослал обратно, пояснив, что ее суд над ними будет более справедливым, чем мой, поскольку она — менее заинтересованное в этом деле лицо. Думаю, она кого-то казнила, а кого-то прибрал к рукам генерал Ахилл, чтобы укрепить свое войско. Рядовые, как и было обещано, прибыли в Антиохию, где я снова ввел их в строгие рамки римской воинской дисциплины. Царица же Клеопатра за свой счет наняла еще несколько кораблей и отослала в Сирию жен, детей и имущество этих легионеров. Подумав, я разрешил семьям воссоединиться. Сантименты мне чужды, но мои сыновья мертвы, а я далеко не Лукулл.

Что же касается Рима, Катон, мне кажется, вам следует прекратить борьбу с Курионом. Чем дольше она будет длиться, тем больше веса он обретет в глазах черни, а также в глазах римских всадников, чья поддержка нам очень нужна. Поэтому я думаю, что boni надо внести предложение отложить обсуждение статуса Цезаря до тех пор, пока римляне не забудут о героическом поведении Куриона. Например, до ноябрьских ид. Курион и тогда возьмется за старое, но через месяц срок его пребывания на скамье плебейских трибунов истечет. И Цезарь уже не отыщет среди новых трибунов сторонника, равного Гаю Скрибонию Куриону. В декабре мы лишим его полномочий и пошлем к нему Луция Агенобарба довершить остальное. Получится, что Курион лишь отложил неизбежное, вот и все. Что до меня, то я Цезаря не опасаюсь. Он в высшей степени законопослушен, не то что Сулла. Я знаю, ты не согласен со мной, но я видел Цезаря эдилом, претором, консулом. Он не играет вне правил.

Ну вот, мне, кажется, сделалось лучше. Сторонние размышления как-то усмирили боль. Ты стоишь у меня перед глазами, и в мое сердце входит покой. Но в этом году я должен уехать отсюда! Я весь трепещу при мысли, что Сенат решит продлить мое губернаторство. Сирия не принесла мне удачи. Ничего хорошего меня здесь не ждет. Мои информаторы утверждают, что летом парфяне активизируются. К этому времени я должен уже быть в дороге, не дожидаясь сменщика. Я должен уехать, пойми!

Не люблю Цицерона, но сейчас ему очень сочувствую. Он подвергается той же пытке, что и я. Трудно найти еще двух губернаторов, которые так ненавидят свой пост. Впрочем, война ему вроде бы понравилась. Он заработал дюжину миллионов на продаже рабов. А я в результате нашей совместной кампании в горах Аман получил шесть козлов, десять овец и ряд вспышек почти ослепляющей головной боли. Цицерон разрешил Помптинию вернуться домой и сам намерен уехать в квинктилии, сменят его или нет — все равно. Я, пожалуй, сделаю то же. Ибо хотя я и не думаю, что Цезарь метит в цари, мне хочется проследить самому, что его не допустят до выборов in absentia. Я собираюсь выдвинуть против него обвинение в измене, не заблуждайся на этот счет.

Как дядя Брута и брат Сервилии (сводный, сводный, я знаю!) ты, вероятно, должен быть информирован о некой истории, которую Цицерон усердно смакует во всех своих письмах, адресованных Аттику, Целию и одни боги ведают кому еще. Ты, может, помнишь Публия Ведия, всадника столь же богатого, сколь и вульгарного. Цицерон встретил его по дороге в Киликию во главе странного шутовского парада: две колесницы, влекомые дикими ослами, в одной сидит бабуин с собачьей мордой, одетый в женское платье, — словом, настоящий позор для Рима. Как бы там ни было, вследствие событий, описанием которых я не стану тебя утруждать, багаж Ведия осмотрели. И нашли портреты пяти хорошо известных молодых римских аристократок, причем все они замужем за очень высокомерными парнями. В их числе жена Мания Лепида и одна из сестер нашего Брута. Я полагаю, что Цицерон имеет в виду Юнию Приму, супругу Исаврика, поскольку Юния Секунда замужем за Марком Лепидом. Если, конечно, Ведий не наставляет рога всем Лепидам. Оставляю тебе решать, как тут быть, но предупреждаю, что скоро об этом заговорит весь Рим. Может, поговоришь с Брутом, а тот — с Сервилией? Лучше ей знать.

Мне и впрямь стало гораздо покойней. Фактически это моя первая пара часов без угрызений и слез. Прошу тебя, сообщи о смерти моих сыновей всем, кому должно. Их матери, моей первой жене. Для нее это будет ударом. Обеим Порциям — моей и Агенобарба. И разумеется, Бруту.

Береги себя, мой Катон. Не могу дождаться, когда увижу твое дорогое лицо.