Одна рука Леона скользнула на ее талию, и он крепко прижал Би к себе. Другой рукой он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к своему.
– Говоришь, он сейчас катается на лыжах? – Губы Леона скривились. – Надеюсь, он сломает ногу.
– Леон! Как тебе не стыдно!
Он ответил ей смехом.
– Если кто-нибудь свяжет тебя вновь, то это буду только я! – Внезапно он развернул Би так, что она оказалась прижатой спиной к дереву.
– Ни за что! И потом, у тебя все равно нет веревки, – выпалила она.
– Кому нужна веревка? – пробормотал Леон, прижал ее к дереву всем своим телом и, наклонив голову, легко коснулся губами ее рта. – Можно я привяжу тебя к себе, Фиби? – хрипло спросил он, покусывая ее губы, а его рука так крепко обхватила ее затылок, что Би не могла повернуть голову. Леон стал целовать ее лоб, глаза, щеки и вновь возвращался к мягким приоткрытым губам.
Би оказалась совершенно беспомощной перед его нежной настойчивостью, а губы Леона между тем спустились к ее шее, и его рука легла на ее грудь, причем пальцы безошибочно нашли через тонкую ткань свитера затвердевший сосок и стали сжимать его с томительной неспешностью.
– Так, возвращаясь к метафорам, ты будешь привязана ко мне? Ты станешь моей женой?
Конечно, Би согласилась. Она согласилась бы на любое его предложение. Их помолвка должна была оставаться тайной до того, как Би окончит школу. В день восемнадцатилетия Би, в августе, Леон собирался повезти ее на свою фамильную виллу на Кипре и там объявить всем о помолвке. Затем, несколькими неделями позже, должна была состояться свадьба. А потом Би, если захочет, может поступать в университет...
Би успешно закончила последний школьный семестр. Она все еще горевала по умершему в начале года отцу. Но ее любовь к Леону и сознание того, что она тоже любима, делали печаль не такой безутешной.
Леон звонил каждый вечер, в какой бы точке мира он ни оказывался. Благодаря его поддержке и ободрению Би расцвела, превратившись в уверенную в себе молодую женщину.
Она успешно сдала экзамены в университет. В тот день, когда Би узнала, что зачислена, она провела два часа, обзванивая всех своих друзей и сообщая им радостную новость. И наконец, полным счастьем стало появление Леона. Би все еще говорила по телефону, когда низкий голос проворковал ей прямо в ухо:
– Скучала по мне, Фиби?
Би уронила трубку на телефонный столик. Сильная рука Леона обвила ее талию и развернула к нему лицом.
– Леон, ты вернулся, – пробормотала Би и внезапно почувствовала непонятное волнение.
Леон приподнял ее лицо за подбородок и внимательно посмотрел в глаза.
– Это все, что ты можешь сказать, приветствуя меня, дорогая Фиби? – поинтересовался он насмешливо. – Мы не виделись несколько месяцев, а я слышу от тебя всего-то «ты вернулся»?
– Сто тридцать два дня, если быть точным, – Би взглянула на свои часы, – и двадцать два часа. – Она обняла его за шею и, улыбнувшись ему чудесной открытой улыбкой, добавила: – И я скучала каждый час. – Насладившись долгим поцелуем, Би заглянула в темные глаза Леона и произнесла: – Я не ждала тебя раньше завтрашнего дня.
– Планы изменились – мне необходимо завтра быть в Афинах. – Следующие десять минут Леон объяснял почему, но Би его почти не слушала. Она пребывала в восторге оттого, что находится рядом с ним, слышит его голос, может любоваться его сильной, мужественной фигурой.
Ее счастливое, восторженное состояние длилось до самой посадки самолета в аэропорту Афин, а потом...
Тоскливо вздохнув, Би выронила на землю роман в мягкой обложке, возглавляющий список бестселлеров в «Нью-Йорк тайме», и откинулась на спинку шезлонга. Сегодня она не могла ни на чем сосредоточиться.
Вилла Леона располагалась в греческой части Кипра, высоко в горах над Пафосом. Вид, открывавшийся перед Би, был великолепен: соблазнительно прохладная гладь бассейна, сад из чудесных цветов и кустарников, который уступами спускался по склону и заканчивался у стены из белого камня. Еще ниже раскинулся древний порт Пафос с его величественной крепостью, омываемый Средиземным морем.
Несмотря на то, что из одежды на ней было лишь крошечное бикини, Би задыхалась от жары. Она привстала и, взяв флакон с кремом для загара, принялась лениво втирать его в кожу рук, ног, плоского живота. Неприятность заключалась в том, что раздражал ее не столько пышущий зноем воздух, сколько гнев, сжигавший ее изнутри.