Последние отзывы

  30  

— Вид не всегда соответствует действительности.

— Этого я не знаю, — снова вздохнула Элиза. — Какой же порок ты у него обнаружила? Он пьяница? Наркоман? Или он женат? А может, он зарубил кого-нибудь топором?

Эбигейл неохотно улыбнулась.

— Насколько я знаю, нет.

— Тогда что же ты имеешь против него?

— Многое, — сухо сказала она. Но тут вошли новые покупатели, и разговор на этом прервался.

Итан пришел опять, когда они уже готовились закрыть магазин в конце дня. Он столкнулся с Эбигейл на пороге.

— Извини, — сказала она. — Мы закрываемся.

— Я знаю, — ответил Итан. — Но, может, я отвезу тебя домой?

— Нет. И уходи. Мне нужно запереть дверь.

— Я тебе не мешаю. — Он отошел в сторону.

Эбигейл стиснула зубы.

— Будь добр, уйди.

— Я хочу поговорить с тобой.

— А я не хочу.

Он бросил взгляд в глубь магазина, где у прилавка стояла Элиза.

— Если мы собираемся обсуждать проблемы, важные для нас обоих, — бросил он, — то лучше сделать это наедине.

— Я ничего не собираюсь с тобой обсуждать.

Какая-то женщина вошла в так и не запертую еще дверь. Она глянула на них, потом на прилавок.

— Вы еще не закрылись? — умоляюще обратилась она к Элизе. — Мне срочно нужен свадебный подарок.

— Вот, посмотрите, — пригласила ее подойти поближе к полкам Элиза, а сама пошла закрыть дверь. Повернувшись к Эбигейл, она подняла брови. — Почему бы тебе не отвести твоего друга в подсобку? Я и сама управлюсь.

Итан довольно улыбнулся.

— Благодарю вас.

Конечно же, Элиза просто не хотела, чтобы они стояли здесь, ругаясь и шипя друг на друга, поскольку это повредило бы делу. К тому же Итан не собирался сдаваться и покорно уйти. Не говоря ни слова, Эбигейл повела его за прилавок, а потом через вертящуюся дверь в подсобку, где они держали всю документацию и не поместившийся в торговом зале товар. В углу тесного помещения стояла конторка, а напротив был уголок для чаепития и потертый диван.

Эбигейл не пригласила Итана сесть. Повернувшись к нему лицом, она начала:

— Я не знаю, чего ты хочешь, но…

— Хочу объясниться, — сказал он спокойно, — никогда не мешает объясниться друг с другом.

Из торгового зала доносился оживленный разговор. Эбигейл знала, что, если повысит голос, там тоже услышат. А кроме того, ей не хотелось говорить что попало, бросать слова необдуманно. Она сделала глубокий вздох, стараясь успокоиться.

Видимо он неправильно истолковал ее колебания.

— Неужели ты думала, что я смиренно уйду, как побитая собака? — требовательно спросил он грозным и почти взбешенным голосом. — Может, тебе и удавалось такое раньше, но сейчас ты не на того напала. Я не позволю делать из меня дурака. Итак, что за игру ты ведешь? Взгляд у Итана был пронзительный, а выражение лица требовательно-вопрошающее. — Что плохого я тебе сделал? Или ты мстишь за то, что сделал какой-то другой парень? Но это же несправедливо, а? — Он шагнул к ней, выражение его лица изменилось, стало несколько мягче. — Какой-то мерзавец причинил тебе зло, а вымещаешь его ты на мне?

— Нет, — ответила Эбигейл, — это и в самом деле было бы несправедливо.

Складка между бровей у него углубилась.

— Значит, дело не в этом? Так в чем же? — спросил он, крепко схватив ее за локти.

Неожиданно для себя Эбигейл ощутила его прикосновение всем своим телом. Глаза ее изумленно расширились, а его потемнели от явственно проявившегося в них желания.

Ну уж нет! Однако, хоть она и подумала об отпоре, спина ее слегка изогнулась, а тело инстинктивно устремилось к нему.

Итан притянул ее ближе, еще крепче сжав ее локти, и прильнул губами к ее губам в долгожданном, горячем и жаждущем поцелуе.

И она жаждала его. Острое сознание его присутствия вдруг вызвало яростное, испепеляющее желание. Эбигейл почувствовала, как голова ее отклоняется назад под давлением его настойчивых губ, но, собрав всю силу воли, она попыталась оттолкнуть его.

— Отпусти меня! — выдохнула она. — Отпусти!

Итан ослабил хватку, и она отпрянула назад.

— Не трогай меня! — сказала она, злясь оттого, что голос дрожит и звучит слабо. — Никогда не смей больше прикасаться ко мне!

Он выглядел ошеломленным; лицо его потемнело, а губы сжались в тугую жесткую линию.

— Я тебя не понимаю, — хрипло проговорил он.

— Чего именно ты не понимаешь?

  30