Когда она приблизилась к нему, ее глаза казались стеклянными, переливаясь всеми цветами, выдавая, настолько шокированной и непонимающей она была, подчинившись его команде. Он вдруг почувствовал вину, но заставил себя вспомнить все те полные страдания дни, которые он проводил, изнывая от боли. Ночи, когда он трахал простыни, обливался потом от бессмысленных усилий довести себя до пика. Именно она была тому причиной.
Мист медленно и настороженно приближалась к нему, а когда оказалась на расстояние вытянутой руки… — Спи. — Сказал Рос, подхватив ее безвольно упавшее тело. Он вымыл и обсушил ее, затем себя, и отнес Мист на кровать.
Сейчас он должен был бы чувствовать удовлетворение — Ради всего святого, в его постели лежала настоящая, живая Валькирия, которая ко всему прочему была его Невестой. Но что-то не давало ему ликовать. Да, она была в его абсолютной власти, но как бы ему хотелось не прибегать к ней.
Как истинный вампир, он обнял Мист, словно закутав в кокон, забирая эту красоту с собой во тьму.
* * *
Проснись.
Мист смутно расслышала приказ, но решила, что ей скорей всего лишь снится сон, и она на самом деле не чувствует под собой этого горячего тела. Как это возможно, если она уже невесть сколько времени не проводила с любовником всей ночи напролет? Эти мысли заставили ее нахмуриться, но еще больше ее смутило то, каким ватным и полным истомы казалось ее тело. Каждый мускул был расслаблен, словно, свободен от того напряжения, которое она обычно чувствовала во всем теле. Но почему тогда ее лицо прижато к голой, широкой мужской груди? А она вся окутана бесподобным ароматом, который согревал и расслаблял одновременно? Прижавшись ближе, Мист заскользила своей ногой вверх по его бедру.
А когда она услышала урчащий звук удовольствия, ее глаза округлились. Резко подскочив, она натянула простынь до самой шеи. И как только события прошлой ночи стали всплывать в ее памяти, ею овладел ужас. Она находилась в постели вампира — в его распоряжении, словно рабыня, выполняя его малейшие прихоти — или попросту в аду, что было вероятнее.
— Тебе снилась эта ночь?
— Нет, — честно ответила она. Все ее мысли занимало лишь одно — желание пройтись языком по каждому дюйму лежащего под ней твердого тела.
— Что ты чувствуешь после того, что мы сделали?
— Мы? Что ты сделал, имеешь в виду?
— Я лишь приказал тебе получать удовольствие. А то, что ты делала своим ротиком, ты делала по собственной воле. — Он приподнял бровь. — И должен заметить, весьма охотно.
Она резко отвернулась. — Тогда я чувствую стыд.
— И? — Когда она лишь нахмурилась в ответ, он сказал низким голосом. — Редко когда чувства, одолевающие нас, не противоречат друг другу. Так что еще ты чувствуешь, когда думаешь о прошлой ночи?
Она сразу вспомнила то дикое желание, охватившее ее, безумный голод по его плоти. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Все чего она хотела — это оседлать его, вобрав в себя, и медленно двигаться, позволяя его члену скользить глубоко в ней. От сладостных образов ее тело пронзила дрожь, но она попыталась совладать с собой, не желая признавать собственное желание. — В-возбуждение, — выдавила она.
— Ты и сейчас возбуждена?
Мист ощутила, как ее лицо заливает краска. А она никогда, за всю свою долгую жизнь, еще не краснела. — Да.
— Ты хотела бы снова кончить?
О, Господи, нет, ну, зачем он спрашивает об этом, когда воспоминания о прошлой ночи все еще столь ярки. — Д-да. — Отвернувшись от него, она подогнула колени к груди. — Но я не стану умолять тебя.
— Даже зная, что я могу дать то, чего ты так отчаянно жаждешь?
— Единственное, о чем я могу тебя попросить, это вернуть мне цепочку.
— Ты получишь ее обратно только тогда, когда я буду уверен, что ты останешься со мной. — Сказал он. — А пока, объясни мне, в чем ее сила. — Когда она не ответила, он процедил сквозь зубы. — Отвечай.
— Она зовется Брисингамен[20].
— Почему ты ее носишь?
— Это мое наказание. И таким образом, она может находиться под моей защитой.
— Наказание за что?
Она вытянула руку из-под простыни и повернулась к нему. Взгляд ее изумрудных глаз завораживал. — Когда мне было всего семнадцать, меня застукали в компрометирующей ситуации с одним, ничего не представляющим собой полубожком, единственным талантом которого было умение умопомрачительно целоваться. Моей семье это не показалось забавным.