Коннор, казалось, не замечал всеобщего внимания и искал глазами только ее, Памелу. Когда их взгляды встретились, на его лице появилась озорная улыбка. Всего несколько часов назад они занимались любовью в ее спальне.
При виде этой улыбки Памела начала понемногу приходить в себя. Руки потеплели, ноги стали свободно двигаться, и она пошла к Коннору.
Путь ей поспешно преградил лакей.
— Постойте, мисс! Так не положено. Вы должны позволить мне объявить ваше имя гостям.
Это был тот самый лакей, который в самый первый день никак не хотел пускать ее к герцогу.
— Не волнуйся, Питер, — улыбнулась она ему. — Я сама знаю, кто я такая.
Обойдя лакея, Памела направилась к Коннору через толпу гостей, высоко подняв подбородок и кокетливо улыбаясь. Она точно знала, кто она такая. Она — женщина Коннора.
Когда она дошла до него, он уже не улыбался и неодобрительно смотрел на вырез ее платья. Озадаченная его поведением, она тоже посмотрела на свой вырез и не нашла ничего предосудительного.
— На тебе нет никаких украшений, — сказал он, наконец.
Она невольно коснулась обнаженной шеи.
— Знаю, это выглядит странно, но мне не хотелось портить мое чудесное платье фальшивым жемчужным ожерельем.
— Не извиняйся, детка. Это моя вина. Я должен был заранее позаботиться об услугах ювелира.
Он незаметно оглядел гостей. В его глазах зажегся алчный огонек, когда он увидел сверкающее бриллиантовое колье на шее седовласой дамы.
— Хочешь, я украду для тебя какое-нибудь украшение?
Памела чуть хрипло рассмеялась, и в ее сторону тут же обратились любопытные взгляды.
— Судя по тому, как эти женщины смотрят на тебя, вы могли бы произвести обмен или договориться как-то иначе…
— Нет уж, спасибо, — решительно оборвал ее Коннор. — У меня есть идея получше.
Улыбка застыла на губах Памелы, когда он снял с себя материнский медальон на тонкой золотой цепочке и надел его ей на шею. Медальон еще хранил тепло своего хозяина. Дрожащими пальцами она прикоснулась к его гладкой поверхности. Она хорошо понимала, что этот медальон никогда не покидал своего хозяина с той самой трагической ночи, когда мать Коннора дала его ему, чтобы сын не забывал о своих предках.
— Как только мы поженимся, — прошептал он ей на ухо, — я осыплю тебя бриллиантами, рубинами и жемчугом. Ты будешь надевать свои драгоценности для меня, и тогда другой одежды тебе не потребуется…
Она прижала руку к медальону и убежденно проговорила:
— Ты можешь купить мне все эти побрякушки, если тебе этого так хочется, но этот медальон всегда будет значить для меня гораздо больше любого сокровища.
И в это мгновение струнный квартет заиграл чудесный венский вальс. Обрадовавшись законной возможности вновь оказаться в объятиях Коннора, Памела счастливо улыбнулась ему:
— Не хотите ли потанцевать, милорд?
— Разумеется, нет, миледи, — с нежностью улыбнулся ей Коннор.
— Они отличная пара, не так ли? — заметил Криспин, выходя вместе с матерью в портретную галерею, граничащую с бальным залом.
Она снова была одета во все белое, словно невеста. Или призрак.
— Да, ты прав, — согласилась она на удивление любезным тоном.
Коннор стоял немного позади Памелы, и Криспин видел, как он нежно гладил ее плечи, потом склонился и что-то прошептал на ухо.
— А что ты сделала с тем объявлением, которое я нашел? — спросил он у матери.
В ответ она пожала плечами.
— Ничего особенного. Просто навела кое-какие справки.
— И что тебе удалось выяснить?
— Всему свое время, сынок. Всему свое время, — улыбнулась леди Астрид.
Чувствуя раздражение от ее мелких интриг, Криспин покачал головой и повернулся, чтобы уйти.
Она остановила его, слегка коснувшись руки.
— Не забывай, мой милый мальчик, что все это я делаю и делала только для тебя. Все!
Последнее слово было сказано с такой многозначительностью, что Криспин застыл на месте, глядя в пугающе спокойные синие глаза матери.
— Именно этого я всегда боялся, — пробормотал он.
Прижав ухо к стене, Софи застонала от отчаяния, услышав отдаленные звуки венского вальса. Она закрыла глаза и представила себя вальсирующей в объятиях Криспина по всему залитому светом залу, в то время как все остальные с восхищением смотрят на них.
Потом она бросилась на кушетку. Для очередного ночного визита Криспина так и не представилось ни малейшей возможности. Всю прошлую неделю Памела вообще практически не выходила из дома. И каждую ночь, когда во всем доме гасили свет, из ее спальни доносились недвусмысленные звуки и приглушенные стоны. Наверное, она была уверена в том, что сестра уже крепко спит и ничего не слышит.