42 
— И потом, ты все время называл меня «мэм». Это никак не вязалось с твоей кошмарной внешностью.
— Моя мать гордилась бы собой. Значит, ее суровые уроки хороших манер не прошли даром, — улыбнулся Чед. — Я не подвел ее.
— И несмотря на то что ты был невероятно грязным, я заметила, насколько ты красив, особенно с этой банданой.
Он рассмеялся.
— Я повязал ее не ради красоты. Я сделал это намеренно, чтобы пот не капал на тебя и на ребенка. Я чертовски боялся повредить хоть чем-нибудь вам обеим.
— Ты был куда обходительнее любой сестры или врача, — восхищенно прошептала Ли.
Чед снова притянул ее к себе и нежно поцеловал. Он целовал ее снова и снова, чуть касаясь губами губ. Но настал момент, когда он не смог больше оторваться от нее. Его язык скользнул внутрь ее рта, и страсть, сдерживаемая все это время, вырвалась наружу.
Крепко прижимая к себе Ли, Чед перекатился к самому краю дивана, оставляя ей место у подушек. Его колено протиснулось между ее ног. Он положил ее руки себе на плечи, чтобы ему удобнее было ласкать ее грудь сквозь тонкий шелк блузки.
Они целовались с таким пылом, что им пришлось оторваться друг от друга — им не хватало воздуха, их сердца отчаянно бились. Чед покрывал быстрыми короткими поцелуями щеки Ли, ее шею, грудь, пока его пальцы торопливо снимали с нее блузку и лифчик.
Зарывшись лицом в ложбинку между грудями, он еле слышно спросил:
— Ты хочешь меня, Ли?
Она кивнула, наслаждаясь его лаской:
— Да, Чед, да.
Он встал с узкого дивана и подхватил Ли на руки.
— Тогда я буду любить тебя, — прошептал он. Его губы шевелились у ее уха, щекоча и возбуждая ее.
Ли вдруг застыдилась, уткнулась лицом в плечо Чеда и снова кивнула. Он понес ее по узкому коридорчику в спальню. Его колено глубоко вдавило матрас, когда, нагнувшись, он осторожно уложил свою драгоценную ношу поперек кровати.
Чед выпрямился, и Ли завороженно смотрела, как он срывает с себя одежду. Пуговицы с треском полетели в стороны — Чед не стал тратить время напрасно и аккуратно расстегивать их. Скинув рубашку, прыгая то на одной то на другой ноге, он снял сапоги и носки. Джинсы оказались на полу раньше, чем Ли оказалась готова увидеть его только в узеньких синих трусах. У нее перехватило дыхание.
Маленькая лампа у ее кровати отбрасывала резкие тени. Тело Чеда блестело в ее неярком свете, великолепные мускулы перекатывались под кожей при каждом движении. Без рубашки его плечи казались шире, а грудь — массивнее. Узкие трусы почти не скрывали его наготы, и Ли на мгновение охватила паника.
Но его голос развеял последние страхи.
— Ли… — Чед произнес только ее имя, но его интонация сказала ей намного больше. Он поцеловал ее, и волна удовольствия прошла по всему телу Ли.
Его рука нашла ее грудь. Он ласково подхватил ее ладонью, большой палец ласкал сосок. Когда тот напрягся от желания, его губы сомкнулись вокруг этого розового бутона.
Пальцы Ли, то торопливые, то упоительно медлительные, перебирали волосы Чеда.
— О, Чед… — простонала она, переполненная неведомыми ранее ощущениями.
— Я никогда не смогу пресытиться тобой, — прошептал он, поворачивая голову, чтобы приласкать и второй сосок. Его ладонь легла на живот Ли. Его пальцы легко справились с застежкой ее брюк. Чед сел и протянул руку, чтобы снять с Ли туфли.
Он вопросительно посмотрел на нее и, прочитав согласие в ее глазах, медленно стянул с нее брюки. Теперь на Ли не осталось ничего, кроме колготок и кружевных желтых трусиков.
— Знаешь, Чед, — она засмеялась. — Мне пришло в голову, что во всех фильмах у героинь всегда тонкий пояс и черные чулки. Боюсь, я тебя разочаровала.
— А разве я жалуюсь? — с негромким смешком ответил Чед, снимая с нее колготки. Он с наслаждением оглядел почти обнаженную женщину, потом вытянулся рядом с ней и крепко прижал ее к себе. — Я не видел никого — ни в кино, ни в жизни, — кто мог бы сравниться с тобой. У тебя очень красивое тело, Ли. Я и не думал, что женщина, которая совсем недавно родила, может обладать таким прекрасным телом.
Он жадно поцеловал ее, а потом снова заговорил, возвращаясь к прежней теме.
— У тебя удивительно упругая грудь. — Чтобы подтвердить эту мысль, он начал ласкать сосок, пока тот не затвердел, словно камешек. — И у тебя нет никаких растяжек на животе, — прошептал он, наклоняя голову и обхватывая губами возбужденный сосок. — Ты великолепна.
42 
