Особенно,... 
76 
Его одежда выглядела просто кошмарно. Одна штанина джинсов была оборвана до колена, на ноге белел гипс, покрывавший его ступню и икру. На другой ноге был ковбойский сапог, заляпанный грязью и нефтью. Джинсовая куртка свободно висела на плечах, демонстрируя почти не застегнутую рубашку. Вокруг лба была повязана бандана. Рядом с ним у стены стоял костыль.
Ли уронила сумку на мокрый тротуар, сделала два шага на дрожащих ногах, а потом бросилась к нему.
— О господи, мой дорогой, Чед, как ты? Любимый, с тобой все в порядке?
— Потише, потише, не так быстро! Да, со мной все в порядке, и нет, я не ранен, если не считать сломанной голени.
— Слава богу, — выдохнула Ли. — Я думала… — Она прикоснулась к нему, провела по его телу руками, словно пытаясь убедиться, что он в самом деле цел и невредим. Сломанная нога уже не казалась ей опасной проблемой. Удостоверившись, что Чед ее не обманывает, Ли подняла на него глаза. Они долго смотрели друг на друга, безмолвно прося прощения и обретая его.
Пальцы Чеда накрыли ее ладони, лежащие у него на груди.
— Господи, как же я рад, что ты здесь.
Ли поднялась на цыпочки и поцеловала его.
Его руки сомкнулись вокруг нее, крепко, до боли прижимая ее к себе.
— Моя дорогая, любовь моя, — успел он прошептать, их губы слились. Это был жадный поцелуй, в котором Ли почувствовала его желание, такое же острое, как и ее собственное. Этим поцелуем они снова клялись любить друг друга в горе и в радости, в богатстве и бедности, в здравии и болезни, пока смерть не разлучит их.
— Чед, — выдохнула Ли, отрываясь от его губ, — мы так волновались. Мы видели все в новостях, репортаж был просто пугающим. А потом нам позвонил государственный чиновник из Венесуэлы. Он сказал, что ты ранен и отправлен в Хьюстон, но больше не сказал ничего. Он едва говорил по-английски. — Ли вздохнула и торопливо продолжала: — Я жила у твоих родителей после того, как ты уехал. Они не хотели меня отпускать одну в Хьюстон, но я должна была тебя увидеть. Я должна была знать, что с тобой, и быть рядом. Там у нас все занесло снегом, и мне пришлось…
— Я все знаю.
Его простое заявление оборвало монолог Ли на середине фразы. До этой секунды ей не приходило в голову спросить, откуда он узнал, что она прилетает.
— Ты знаешь?
— Около двух часов назад я позвонил домой. Отец сказал мне, как ты взяла там всех в оборот и наперекор всему отправилась ко мне.
Ли покраснела от смущения.
— Ты можешь потерять очень хорошего пилота. Я уверена, что он подаст заявление об уходе после той сцены, что я закатила у него дома. Он не хотел лететь, и я…
— Отец дословно пересказал мне твое выступление. Джил этого не переживет. Он позволил крошечной голубоглазой брюнетке запугать его. — Чед засмеялся, и Ли расцвела при звуке его глубокого теплого смеха. Как она без него скучала!
Ли дотронулась до его волос, ниспадавших из-под банданы.
— Что случилось?
Чед покрепче обнял ее.
— Ничего драматического! Какое у тебя миленькое манто! — проворчал он, меняя тему. Но Ли не попалась на крючок, и Чед вынужден был продолжить: — Я как раз выходил из зоны пожара, когда цистерна взорвалась. Инстинктивно, как и все остальные, я упал, ища укрытия. Но в канаву я свалился неудачно и сломал ногу.
— А что с остальными?
— Они все еще в больнице.
— Господи, Чед, ну конечно, — Ли оттолкнула его от себя. Теперь, когда прошла радость первой встречи, когда она испытала облегчение от того, что он жив, Ли сообразила, что муж ранен. — Да что такое с моей головой? Тебе нечего здесь делать. Ты должен оставаться в больнице.
— Именно это и пыталась мне сказать старшая медсестра. Она хотела дать мне успокоительное, но я от него отказался. Предложила вымыть меня губкой, я тоже отказался. И уж разумеется, я отказался раздеваться. Никогда еще не видел женщины, столь одержимой желанием стащить с мужчины трусы.
— И как же выглядела эта медсестра? — поинтересовалась Ли, ее глаза потемнели от вспышки ревности. — Хорошенькая, живая, веселая?
76 
