Ли все поняла.
— Нет! — крикнула она и стукнула кулачком по резной панели, закрывавшей стену. — Нет!
— Прости меня, детка. — Чед потер лицо ладонями. — Я ничего не могу сделать. Я должен ехать.
— Ты не поедешь, ты не можешь. Ты не сделаешь этого.
— При нормальном положении вещей я бы не поехал, но обстоятельства требуют моего присутствия. Горит нефтехранилище в Венесуэле. Парень, который должен был ехать вместо меня, вчера вечером сломал ногу, упав с мотоцикла. Он лежит на вытяжении в больнице в Далласе. Я не могу не поехать, Ли. Грейсон приносит свои извинения. Он сказал, что ни за что бы не позвонил, если бы…
— И что, от его извинений я должна почувствовать себя лучше? Он заставляет тебя бросить меня именно сейчас, срывает нам медовый месяц и полагает, что достаточно просто извиниться? Неужели его извинения что-то меняют?
Чед в отчаянии вздохнул.
— Нет, черт возьми. Я просто хочу, чтобы ты поняла — с этим ничего нельзя сделать. В этом нет ничьей вины. У меня нет выбора.
Ли сделала два быстрых шага ему навстречу.
— Ты как-то говорил мне, Чед, что выбор есть всегда. Во-первых, ты мог бы отказаться ехать. Во-вторых…
Чед покачал головой, хотя Ли еще не успела договорить.
— Я не могу так поступить, Ли. Ты же знаешь, что не могу.
— Ты бы мог, если бы любил меня.
С его губ сорвалось ругательство. Ли понимала, что ведет себя неразумно, но в этот момент она не слышала доводов разума. Разве не позволительно молодой жене закатить истерику, если ее молодого мужа срывают с места, не дают им провести вместе медовый месяц, посылают в настоящий ад? Неужели у нее нет права проклинать свою несчастную судьбу? Да, она пообещала самой себе, что постарается привыкнуть к его опасной работе. Но не в день же свадьбы!
— Это не имеет никакого отношения к тому, насколько сильно я люблю тебя, Ли. Я уверен, что ты это понимаешь. Я должен исполнять свой долг…
— Будь проклят этот долг. Вот где он у меня сидит! — Ли резко провела ладонью по шее. — Сначала об этом твердил Грег, теперь ты. Неужели мужчины только об этом и могут думать? Долг, обязанности, ответственность! Господи, да у тебя же есть обязательства и передо мной! Всего два часа назад ты сказал об этом перед священником.
— Ли, прошу тебя, выслушай меня, — взмолился Чед. — Я люблю тебя, я уезжаю неизвестно на сколько и не хочу, чтобы эта обида оставалась между нами. Прошу тебя, пойми меня.
Ли чувствовала, что ее сердце разбито. Она понимала, что все уговоры напрасны, но не могла остановиться:
— Докажи мне, что ты любишь меня. Останься со мной. Не уезжай.
— Ты просишь слишком много, — ответил ей Чед. — Не проси у меня того, что я не могу тебе дать. — Он сделал шаг навстречу ей. — Ничего не бойся. Я буду знать, что ты ждешь меня, и со мной ничего не случится.
Эти слова эхом отдались в ее голове. Эхом прошлого. Эти слова… Их так легко произнести, но в них нет ни капли правды, они так ненадежны. Ли побледнела и отбросила его протянутые руки.
— Нет, — в ее голосе появились визгливые нотки. — Нет, Чед. Если ты уедешь, ждать я тебя не стану. Я не собираюсь тратить мою жизнь на то, чтобы провожать тебя в преисподнюю, прикрываясь при этом улыбочками и банальностями типа: «Я не позволю тебе умереть вдали от меня». Я не стану этого делать!
Суровые складки вокруг губ Чеда обозначились резче. Теплый свет его глаз стал холодным, словно задули свечу. Перед ней стоял совсем другой человек — суровый, непреклонный, решительный. Таким Ли еще никогда не видела Чеда. У двери он задержался и нанес ей последний удар:
— Спасибо за слова любви на прощание. Они мне здорово помогут.
Чед с грохотом захлопнул за собой дверь.
11
Именно ее отец зашел в кабинет час спустя. Благодарение богу, все отнеслись к случившемуся с пониманием, оставили Ли в одиночестве и дали ей возможность выплакаться без свидетелей.
Харви Джексон осторожно приоткрыл дверь в комнату, но, увидев, что дочь сидит в кожаном кресле, уронив голову на скрещенные руки, твердой походкой вошел в кабинет.