93 
— Ну, Дамаск, это твои старые штучки. Ты учишь меня ценить то, что я имею. В тебе всегда было что-то от проповедника. Что ты думаешь о новой религии? Ты знаешь, у нее много сторонников? Это, конечно, вызов Риму, но это и делает ее такой привлекательной. Я думаю, это более простая вера. Вообрази богослужения на английском! Людям так легко их понять. С одной стороны, это хорошо, но в то же время это лишает веру некоторых достоинств. Когда плохо понимаешь, о чем говорят, это производит гораздо большее впечатление.
— Ты по-прежнему перескакиваешь в разговоре с предмета на предмет в своей обычной непоследовательной манере. Что общего у религии с архитектурой?
— Мне кажется, что в этом мире все связано. Вот! Ты впала в задумчивость! Разве я сказала что-нибудь глубокомысленное? Возможно, я становлюсь умной. Ты и Бруно, вы были умными, не так ли? Вы, бывало, сводили меня с ума, когда с глубокомысленным видом обсуждали вопросы, в которых я не разбиралась. Но я всегда могла обвести вас вокруг пальца. Я не изменилась, Дамаск, и я не сомневаюсь в том, что и ты и Бруно тоже не изменились.
— Зачем нам обманывать друг друга?
— Возможно потому, что у некоторых из нас есть то, что хотели бы иметь другие. Но не важно. Где Бруно? По правилам хорошего тона ему следовало бы быть здесь и приветствовать меня.
— Ты забываешь, что твой визит для нас неожиданность.
— Он знал, что я собираюсь приехать в Кейсман-корт, не так ли?
— И ты надеялась, что он будет ждать здесь, пока ты появишься?
Она отрицательно покачала головой:
— Я бы не стала ожидать этого от Бруно. Пойдем, покажи мне свою прекрасную обитель.
Я провела Кейт через комнату в собственную маленькую гостиную.
— Здесь очаровательно! — воскликнула она, оглядев потолок с резными балками, гипсовым орнаментом и украшенным фризом. — Построено не очень давно, — объявила Кейт. — Я уверена, что старый аббат перестраивал дом после того, как произошло первое чудо и Аббатство стало богатеть. Этим он обязан Бруно. Это удивительно, как много людей обязаны Бруно.
Я повела ее по комнатам. Кейт восхищалась всем, что видела, но, мне кажется, в ее восхищении была доля зависти. Галерея очаровала ее, хотя гобелены и драгоценные украшения были сорваны со стен Ролфом Уивером и его людьми. Но они не повредили сидения у окон и прекрасный эркер, выходивший в крытую аркаду и трапезную.
В конце галереи находилась маленькая часовня, дверь которой украшали панели с изображением Святого Бруно.
— Они хорошо жили, эти монахи, — с улыбкой сказала Кейт. — И как тебе повезло, что именно тебя привел Бруно в это чудесное место.
Пока мы обходили Аббатство, она все время восторгалась, и я понимала, что Кейт находит восхитительным место, владевшее в детстве нашим воображением, и завидует мне. Она взбиралась по лестницам, по которым монахи ходили ночью, открывала двери монашеских келий и стояла, оглядывая помещения.
— Как здесь тихо! — произнесла она. — Как холодно! Здесь, наверное, есть призраки.
Кейт призналась, что думает о тех, кто вынужден был умерщвлять плоть и страдал здесь.
— Посмотри на этот соломенный тюфяк! — воскликнула она. — Вообрази, о чем думал человек, живший в этой келье! Они отгораживались от всего света и, вероятно, ночами тосковали о том, чего лишились. Разве это жизнь, Дамаск, запереть себя, оградить от искушений, от мира? Какое странное место Аббатство. — Она взглянула в похожее на щель окно монастырской спальни. — Тебе здесь будет страшно по ночам, Дамаск. Кто знает, может быть, ты увидишь призраки давно умерших монахов, разгуливающие в аркадах? Тебе не кажется, что жившие и страдавшие здесь люди могут вернуться на место пережитой ими трагедии?
Кейт завидовала. Она хотела, чтобы Аббатство принадлежало ей, и я так хорошо ее понимала — она всегда старалась получить то, что хотела.
Я почти сожалела, что показала ей все Аббатство. Оно было очень велико. Со временем, если все пойдет хорошо, хозяин Аббатства может стать человеком невероятно богатым и могущественным. Разве не к этому всегда стремилась Кейт? В душе я знала, что у нее к Бруно особое чувство. Он был властителем дум нашего детства. Необычность его происхождения, его отчужденность делали его не таким, как другие, и он обрел необъяснимые черты, почти божественность. Но в душе никто из нас не был уверен в том, действительно ли произошло чудо в рождественских яслях тем давним утром.
93 
