20 
– Отвезите меня домой! – пробормотала она, не поднимая пылающей головы.
– Не вмешивайтесь… Вас это не касается! – яростно отрезал Ангелос. – Никакая женщина не посмеет диктовать мне!
Однако и на сей раз Ангелосу не повезло. У Натали, похоже, было на этот счет другое мнение. Оскорбленная в лучших чувствах, она перешла на обиженные причитания. Ангелос холодно молчал. Наконец наступила неловкая тишина. Через некоторое время лимузин остановился. Натали выскочила из машины и, бросив ему на прощание что-то злое на родном языке, захлопнула дверцу.
– Надеюсь, вам было интересно, – проговорил Ангелос с ледяным самообладанием. Лимузин тронулся дальше. Приоткрыв заплывшие глаза, Макси уныло оглядела сиденье, которое только что занимала Натали, и снова сомкнула веки.
– Я не знаю французского…
Ангелос тихо выругался и схватился за телефон. Уже второй раз он садится в лужу. При мысли об этом на душе Макси стало легче. За эти два дня Ангелос, которому не давали проходу сотни дурочек, столкнулся с двумя, несомненно, более умными представительницами женского пола. И ему это только на пользу, решила она. Затем она задремала, то и дело просыпаясь от приступов кашля. Вскоре, однако, Макси погрузилась в забытье.
– Вам уже получше, Макси Кендалл?
Макси смотрела на склонившееся над нею худое женское лицо. Оно по казалось ей почему-то знакомым. На женщине был аккуратный белый халат, она измеряла Макси пульс. Очевидно, это медсестра.
– Что со мной? – пробормотала Макси, лишь смутно, урывками припоминая, как она без конца ворочалась, как тяжело и больно было дышать.
– У вас редкая, но очень серьезная разновидность пневмонии, – объяснила ей блондинка. – Вот уже пять дней, как воспаление спало…
– Пять… дней? – Макси удивленно оглядела огромную спальню, элегантную, без излишеств современную мебель.
Квартира Ангелоса. Сомнений быть не могло. Кругом стерильная чистота, ни намека на тепло женского присутствия и домашний уют. Должно быть, в его представлении идеальный дом – это просторный, наполовину обставленный ангар.
– Вам повезло, что мистер Петронидес вас во время нашел. – Слова медсестры заставили Макси вновь сосредоточиться на разговоре. – Учитывая, в каком тяжелом состоянии вы находились, он, возможно, спас вам жизнь.
– Нет… Я ничем не хочу быть ему обязанной… И уж тем более жизнью! – с нескрываемым ужасом воскликнула Макси.
Изящная блондинка изумленно уставилась на нее.
– Вас лечил один из лучших врачей Англии, мистер Петронидес обеспечил вам круглосуточный уход, и вы еще говорите…
– Пока мисс Кендалл нездорова, ей можно говорить все что угодно, – послышался суровый голос Ангелоса. – Можете отдохнуть, сестра, я побуду с вашей пациенткой.
Женщина вздрогнула, так тихо и неожиданно он вошел. Она покраснела и поспешно поднялась с места.
– Да, мистер Петронидес.
С необычайным проворством Макси натянула простыню на голову.
– Подумать только, как сразу оживилась больная, – заметил Ангелос, едва за сиделкой закрылась дверь. – И она чертовски неблагодарна. Почему меня это уже не удивляет?
– Уходите, – пробормотала Макси, вдруг ясно ощутив, какие у нее грязные, слипшиеся волосы и что вся она покрыта этими отвратительными пятнами.
– Я у себя дома, – сухо напомнил Ангелос, – и никуда не пойду. Неужели вы полагаете, что за эти дни я ни разу не зашел проведать, как у вас дела?
– Мне все равно… Я уже пришла в себя. Если бы мне было так плохо, почему вы не отправили меня в больницу? – спросила Макси из-под простыни.
– Врач – мой близкий друг. На вас хорошо действовали антибиотики, и он не счел нужным вас тревожить.
– Никто со мной не посоветовался, – пожаловалась она, поворачиваясь, чтобы почесать бедро.
Ангелос рывком сорвал простыню.
– Не вздумайте чесаться, – проворчал он сквозь зубы. – Иначе вы всю себя расцарапаете. Если увижу еще – привяжу к кровати!
Внезапно оказавшись обнаженной, ошеломленная убийственным тоном этой угрозы, Макси уставилась на него полными ярости синими глазами.
– Свинья, – проговорила она срывающимся голосом, заметив, что ее смущение явно его забавляет. – У вас не было никакого права привозить меня сюда.
– Вы слишком слабы, чтобы указывать мне, – с жесткой прямотой напомнил ей Ангелос. – И я знаю меру, когда спорю с больным. Если это утешит ваше раненое самолюбие, то пятна вам даже к лицу, надо только привыкнуть.
20 
