И сам характер нашего секса тоже изменился. Когда-то он, бывало, наденет мои трусики, наклонится и, смеясь, подставит мне свой зад. А я, тоже со смехом, хлещу его хлыстом для верховой езды. Через несколько минут он бежит в ванную комнату, возбужденно спускает трусы и смотрит на свой зад в зеркало. И если ткань трусов не успела отпечататься на голой заднице, мы возвращаемся и продолжаем в том же духе. В общем, весело было.
А потом я просто стала хлестать до тех пор, пока кожа его не покрывалась рубцами и не начинала кровоточить. Или пока он сам не просил прекратить. Угрюмо стаю как-то.
В те времена, когда мы спали вместе, А-2, засыпая, обнимал меня, и объятия его длинных рук были крепки, как тиски. Я обычно сплю неспокойно, дрыгаю ногами, сбиваю простыню — а он сдерживал меня, успокаивал. Если я начинала, как сверчок, тереть нога о ногу, он сразу понимал, что мне холодно, и грел мои озябшие ноги своими. Когда он клал мне руку на живот, я всегда просыпалась, глядела на него и удивлялась, что спит он совершенно неподвижно. Наше тело столь беззащитно. Когда он спал, я могла в любой момент поранить его. Вот он медленно переворачивается, вот его широкая спина — чем не удобный момент вонзить в нее что-нибудь острое?
Однажды я проснулась еще до того, как зазвонил будильник: шторы были раздвинуты, за окном хмурое серое утро. Услышав, как он вздохнул, я подумала, что он уже проснулся, и повернулась к нему. Он дремал, пряча свои длинные руки, сложенные какими-то странными изломанными углами, под подушкой.
— Зачем ты прячешь руки, — спросила я, глядя на его торчащие локти: кисти были погребены в недрах постельного белья.
— Чтоб ты не откусила, — сонно промычал он и уснул еще крепче. На дереве под окном защелкал первый утренний скворец.
Он порвал-таки с той, другой женщиной, но я все никак не могла до конца поверить этому, рана осталась, и мы постепенно отдалялись друг от друга, все реже встречались, еще реже спали вместе, пока не настал день, когда вдруг оказалось, что у него завелась другая, да и я тоже не отставала. И ей-богу, оба мы были рады друг за друга.
jendi, к 18 decembre
Ходили с Н. в спортзал и там слегка повздорили. Ничего серьезного. Понятно, что кому-то выгодно, что к нам едет все больше всяких черных и других беженцев, от кого-то зависит, кому выдавать паспорта, а кому нет, но мы разошлись во мнениях о том, стоит ли ограничивать для них всякие социальные пособия и делать скидки на коммунальные услуги. Он был обеими руками за подобные меры, так что я сама удивляюсь, как я не обозвала его вслух параноиком, шовинистом и ненавистником бедных беженцев.
Довольные, что вовремя удержались и не выцарапали друг другу глаза, мы заехали ко мне домой перекусить. Разговор наш больше не касался опасных тем, мы спорили, главным образом, по поводу обуви, чемпионата по регби, а также про то, у чьей жены в журнале «Жены футболистов» самая красивая грудь. Я уверена, мы когда-нибудь преодолеем наши разногласия — и по поводу грудей, и по поводу паспортов и прочих удостоверений личности. Вывод: если ты больше не трахаешься со своим оппонентом, разногласия разрешаются гораздо дольше.
vendredi, le 19 decembre
Моя начальница — женщина, конечно, во всех отношениях прекрасная и достойная, но бывает очень рассеянна.
Я вот о чем говорю: еду я однажды по вызову, водитель кружит по городу, пытаясь отыскать отель «Ройал Кенсингтон» (потом выяснилось, что такого вообще в природе не существует). Опаздываю уже на четверть часа, как минимум. Наконец водила задумчиво изрекает: может, вы имеете в виду отель «Ройал гарден» в Кенсингтоне? Поехали туда, приезжаем, я иду проверять имя клиента и номер его комнаты у портье. Водитель ждет в машине. Оказалось, все правильно. Пришлось щедро дать догадливому водиле на чай. Он уехал довольный.
Клиент только что принял душ и встретил меня в белом махровом халате. Мы прошли в смежную комнату, где сидела с бокалом вина еще одна женщина, рке по пояс голая. Такая маленькая и вполне миленькая блондинка, как я потом узнала, из Израиля.
Я сняла с нее юбку и туфли и зубами развязала тесемки, которыми крепились черные шелковые трусики. Он представил ее как свою подружку, но мне показалось, что тут что-то не все сходится. У меня сложилось впечатление, что знает ее он не лучше, чем я сама. Если она была тоже по вызову, как и я, рабочая лошадка, то уж, конечно, не из нашего агентства. Впрочем, и мое чугье может меня подвести. Но я знаю одно: если в групповичке участвует подружка мужчины, лучший способ поведения — все свое внимание обратить именно на нее. В данном случае это было нисколько не трудно — она пахла детской присыпкой и на вкус была, как теплый мед.