89 
Повсюду в домах пылали очаги, но даже при них казалось, что ветер проникал через окна и везде гуляли сквозняки.
Все очень интересовались победами французов, которые, как говорил Джонатан, свершались благодаря гению одного человека — корсиканского авантюриста по имени Наполеон Бонапарт. Все надеялись, что с падением Робеспьера этим успехам придет конец, поскольку Бонапарт был явным сторонником тирана, но несколькими умными маневрами ему удалось избежать кровопролития, в то время как многих его друзей и хозяина постигла печальная участь. Итак, Наполеон Бонапарт остался с армией.
— Даже кровожадная толпа смогла осознать, что он делает для своей страны, — прокомментировал это Джонатан.
Мы часто говорили о Шарло и Луи-Шарле, которые могли участвовать в этих успешных кампаниях. Но у нас не было от них вестей.
Моя мама часто говорила:
— С Шарло все в порядке. Сердце подсказывает мне это. Если бы он только смог сообщить о себе! Но как, если его страна воюет со всей Европой?
Когда Дикон и Джонатан были с нами, то разговоры обычно шли о войне и политике. Пруссия просила займы. И они бесконечно обсуждали, дадут их или не дадут.
Мы все время дрожали от холода, пока не пришел февраль с оттепелью и снег начал таять так сильно, что во многих частях страны встала угроза наводнений.
Затем был заключен Тосканский мир с Францией.
Дикон сказал:
— Я предвижу, что другие последуют этому примеру.
Дэвид считал, что революция закончилась, и следует признать Республику.
— В конце концов, мы получим мир, а французы правительство, которое хотели. Пусть все остается как есть.
— Они натворили столько бед, пролили столько крови, что, наконец, поняли — это никогда не должно повториться, — ответил Дикон. — Они слишком резко поменяли одни права игры на другие.
— Монархия никогда бы не уступила, — сказал Джонатан. — Народ захотел избавиться от нее и решил, что единственный путь к этому — через гильотину.
Когда шведы признали Францию, стало понятно, к чему все идет.
— Если так пойдет дальше, — сказал Дикон, — мы одни будем бороться против Франции.
Он и Джонатан снова уехали в Лондон, и на этот раз моя мать не сопровождала его.
Стоял холодный мартовский день. Везде виднелись следы сильного наводнения, и некоторые поля были все еще покрыты водой. Все утро я провела с Дэвидом, и мы прокатились вокруг усадьбы. Я наслаждалась этими утренними поездками, когда мы встречались с арендаторами, останавливались, чтобы отведать их вина и поболтать.
Дэвид всегда поддерживал беседы с ними, что создавало идеальные отношения между нами и людьми, живущими в усадьбе. У Джонатана никогда не было такого терпения, добродушия, бескорыстия, способности глядеть на вещи глазами другого человека.
Они правильно выбрали свои места в жизни — или, может быть, их отец сделал это за них — для Джонатана была выбрана светская жизнь лондонского общества и тайные дела, о которых даже моя мать не могла догадаться.
Этим вечером я была в швейной комнате с мамой и Молли Блэккет. Мы расхаживали среди тканей и обсуждали одежду для детей, когда один из слуг вошел и сказал:
— Внизу дама и джентльмен, мадам. Они представились как друзья хозяина. Я провел их в зал, и они ждут там.
— Я спущусь, — сказала мама.
Я пошла с ней. Мужчина, стоящий в зале, был довольно высоким, белокурым человеком. Ему было около сорока. Дама казалась на несколько лет моложе его.
Увидев матушку, мужчина подошел к ней, протягивая руки.
— Моя дорогая миссис Френшоу. Я узнал вас по описанию Дикона. Как поживаете? Я — Джеймс Кардю, а это моя жена Эмма. Не знаю, говорил он когда-либо обо мне.
— Нет, — сказала моя мама. — Не думаю.
— Я приехал с севера. Дикон всегда говорил, что я должен навестить его в Эверсли, если когда-нибудь окажусь по соседству, и он очень обидится, если я не сделаю этого.
Он дома?
— Нет, в Лондоне.
Мужчина с досадой поднял брови:
— Что за невезение! Он так настаивал на встрече, и вот — его нет.
— Возможно, он вернется завтра, — сказала моя мама. — Но разрешите мне представить вас моей дочери.
Он взял мою руку и внимательно посмотрел на меня.
— Это молодая миссис Френшоу, Клодина, не так ли?
Я засмеялась:
— Кажется, вы много о нас знаете.
— Дикон говорил о вас.
Это моя жена, Эмма. Она была привлекательна, с темными, живыми глазами.
89 
