2 
Открываю сумку и достаю парик, очки и новый черный костюм. Принимаю душ и приступаю к перевоплощению.
Спросите, как Гарольд сказал мне о том, что должен бросить меня одну накануне моего праздника? Очень просто. Вернулся два дня назад необычно рано и как в воду опущенный. Заявил, будто ему надо срочно уехать по делам и будто его это до такой степени огорчает, что нет ни малейшего желания вдаваться в подробности. Я не стала приставать с расспросами, ибо давно уяснила, что если он попросил – давай, мол, об этом не будем, то лучше до поры до времени не касаться запретной темы. В противном случае Гарольд рассердится, а если он зол, тогда и меня начинает бесить каждый пустяк. Наши настроения взаимозависимы, мы как две важнейшие детали механизма – вышла из строя одна, тотчас забарахлит и другая. Потому-то я и приехала сюда, потому и трясусь за наши отношения – мне без Гарольда не ступить ни шага. А ему без меня.
Чтобы понапрасну не изводить себя подозрениями и скорее остыть, я сказала, что съезжу по делам, хоть у меня и был выходной, а сама прогулялась до ближайшего магазина и вернулась. В эту самую минуту Гарольд и бронировал номер в гостинице. Рано утром он улетел.
Становлюсь перед зеркалом. Почти что надо! Теперь я длинноволосая брюнетка, истинная бизнес-леди. Костюмчик строгий и вместе с тем прекрасно подчеркивает тонкую талию и округлость бедер. Может, перейти на такие? Я ношу одежду более практичную, люблю наряды, в которых можно появляться и на работе, и в театре, и в магазине, и в кругу друзей. Нейтральных фасонов, но непременно с некими оригинальными дополнениями – не бросающейся в глаза, но романтично милой оборкой по низу юбки, бархатными завязками, кружевными манжетами.
Подрумяниваю щеки, обвожу и без того отнюдь не тонкие губы карандашом на пару миллиметров дальше от края и крашу их коричневой помадой, какой в жизни не пользовалась. Мои тона естественнее, ближе к натуральным. Порой я вообще покрываю губы лишь блеском. Коричневый же цвет отдает напористостью и отчасти категоричностью. Что ж! Сегодня мне примерно это и предстоит: если потребуется, идти напролом, а в случае крайней необходимости проявить твердость. Надеваю очки и не узнаю саму себя. Операция начинается!
Подъезжаю к «Шлоссотелю», выхожу из такси и, плененная сказочностью здания, останавливаюсь перед центральным входом. Еще не погасили фонари, и старинный дворец в утренних сумерках смотрится картинкой из детского фильма про королей и принцесс. Почему Гарольд выбрал именно эту гостиницу? Кто оплачивает здесь его проживание?
Зарабатывает он прилично и трудится в поте лица – бывает, пропадает в офисе с утра до ночи. Но расточительностью, склонностью пускать деньги на ветер никогда не страдал. Более того, он человек рассудительный и весьма бережливый. Планирует скопить круглую сумму и, как только мы поженимся, купить новый дом – конечно, с большущим садом, чтобы можно было затеряться в нем и забыть, что ты в городе. И с лужайкой, где будет удобная детская площадка. Установим там лесенки, турники и прочие штучки, чтобы детки с малых лет развивались физически. Такая у Гарольда мечта. Во всяком случае, была.
Душу сильнее, чем когда-либо, леденит страх. Я гоню его прочь, не желая допускать и мысли о том, что над сказочной страной, под названием «я и он», нависла угроза. Нет-нет. Это исключено. Гарольд не из тех, кто ради мимолетного развлечения может поставить на карту счастливое будущее. Делаю твердый шаг вперед, но снова останавливаюсь и, вопреки разработанному плану, достаю телефон.
Еще нет и семи, но Гарольд, я точно знаю, уже на ногах. Делает зарядку. Быть может, в спортивном зале. В столь шикарной гостинице наверняка есть и спа-салон и фитнес-центр. Не задумываясь о том, что он не любит, когда его отвлекают от утренних процедур, набираю номер.
– Шейла? – спрашивает Гарольд, ответив лишь после пятого гудка.
Не доволен, я сразу чувствую. Надо притвориться, что не замечаю досады в его голосе. Восклицаю торжественно-задорным голосом:
– Привет, солнце!
– Привет-привет! Послушай, разве так делают? – произносит он чуть торопливее обычного, что всегда говорит о волнении, но на что теперь ни в коем случае не стоит обращать внимания, чтобы не позволять глупым опасениям раздуться до небывалых размеров.
– Как делают? – спрашиваю я, дурацки хихикая. Ненавижу эту свою привычку – когда на душе кошки скребут, я веду себя так, будто мне без причины весело, порой даже откалываю номера и дурачусь. Пыталась отучить себя от этой странности, не получается; судя по всему, мне не достает силы воли. Во всяком случае, на это всегда намекает Гарольд. Со стороны мои смешки, наверное, и правда смотрятся глуповато. Впрочем, было бы хуже, если бы я не смеялась, а, скажем, грызла ногти или набрасывалась на еду – моя подруга Кэт, когда у нее неприятности, в мгновение ока уничтожает все запасы съестного, какие только имеются в доме. И, само собой, периодически раздается в талии. А потом истязает себя жестокими диетами.
2 
