Дверь наверху тоже оказалась закрытой, но подоспела помощь — дерево затрещало и створка распахнулось. От запаха смерти перехватило дыхание.
Луч фонарика скользнул по деревянному ящику, поскакал обратно, уткнулся в темноту и выхватил из мрака второй гроб. Вспыхнула над головой лампочка и озарила оба символа смерти. Майкл точно знал, в каком гробу находилась Энн. Чувствовал биение се сердца, ее страх.
Крышка была забита. Он поспешно схватил оставленный на втором гробе молоток. Драгоценные секунды уходили одна за другой. Майкл тянул, лупил, колотил — изнутри не доносилось ни малейшего звука. Нет, она не умерла. Щели в дереве пропускали воздух. Но бывают веши похуже смерти.
К покрытой шрамами руке присоединились руки в белых перчатках. Вместе с констеблем Майкл раскачал ослабевшие гвозди и сбросил крышку.
Энн лежала внутри — она тихонько плакала, в прядях волос запутались скользкие, мерзкие существа.
— Господи Иисусе!
Сначала Майкл решил, что это воскликнул он. Но в следующую минуту понял, что это голос полицейского.
— По ней черви ползают! — Перепуганный констебль забыл о том, что он представитель власти. У Майкла не было времени его утешать. Он прекрасно знал, что такое страх, — сам испытал двадцать семь лет назад, а сейчас его помощь требовалась женщине.
— Энн! — позвал он. Подхватил под колени и за плечи и вынул из гроба. Ее спина оказалась влажной. — Энн, открой глаза, скажи что-нибудь. Все в порядке, Энн.
Она открыла глаза, слезы продолжали катиться по щекам, зрачки расширены от ужаса.
— Опусти меня! — Ее голос прерывался рыданиями; от прежней гордости в гробу не осталось и следа.
Майкл подчинился. По шее Энн скользнул холодный червь, и она вскрикнула. Майкл сам чуть не разрыдался.
— Все в порядке, Энн. — Он быстро и умело очистил ее от земляных червей. — Не бойся, они не кусаются.
Но она рыдала не переставая. Майкл понимал почему. Он повернулся к полицейскому.
— Оставьте нас, пожалуйста.
Юный констебль рад был убежать как можно дальше от этого чертога ужаса и смерти.
— Энн, не надо, — продолжал уговаривать Майкл. — Все будет хорошо. — Он подсунул руку ей под плечи и прижал лицо к своей груди. Знал, что она будет сопротивляться, знал, что может причинить ей боль, но не видел другого выхода. Поднял ее шерстяную юбку и скользнул рукой по бедру.
Шелк! Энн надела панталоны от мадам Рене. Они оказались мокрыми, но то была не влаги желания. Энн начала вырываться.
— Что ты делаешь? Пусти!
— Он что-то поместил тебе внутрь.
— Черви! Они везде! — Энн забилась с неожиданной силой. — Пусти! Не прикасайся ко мне. О Боже, Боже! Они у меня в животе!
— Нет! — решительно возразил Майкл. — Это не черви, я знаю. Там два серебряных шарика, они производят половое возбуждение. Не сопротивляйся, пожалуйста, я их сейчас достану.
Женщина неожиданно вывернулась из его объятий, и тут произошло чудо. На грани истерики Энн сумела взять себя в руки.
— Я сама, отвернись.
На этот раз Майкл повиновался, но он не позволит старику раздавить ее страсть и уничтожить только что пробудившуюся чувственность. У них и так слишком много отнято.
Майкл отвернулся.
Глава 19
Энн думала всего о двух вещах: как бы не расплакаться и о ванне, которую немедленно примет, как только окажется в своей усадьбе. Карета подскакивала на ухабах, рядом сидел Майкл. Она не помнила, как звали того мальчишку, который двадцать семь лет назад якобы сгорел и разбился.
Сейчас ее тело горело и трепетало от боли. Ее тело корчилось в мокром от страха платье. Энн крепко сжала зубы, чтобы не поддаться истерике, к горлу подкатывала тошнота.
— Вам нет нужды провожать меня до дома, месье. — Боль не преграждала дорогу рвущимся на волю словам. — Кстати, как вас теперь называть? Месье д'Анж? Достопочтенный Стердж-Борн? Вы ведь племянник графа, а в нашем обществе чрезвычайно важно соблюдать протокол. Я желаю обращаться к вам в соответствии с вашим титулом.
— Ты в шоке, — терпеливо ответил Майкл. Нет, она болтала, но в шоке не была. Каждый нерв в ее теле пел и звенел, а в голове роились прозрачные, словно мотыльки, мысли.
Фрэнк снял с нее шляпку, и она осталась в спальне графа вместе с ридикюлем и перчатками. Так что какая-то ее часть по-прежнему принадлежала старику.
Энн зажала ладонью рот и выглянула из окна. Карету окутывала тьма, черная, как в гробу. До нее дошло, почему сидящий рядом с ней человек не мог заснуть в темноте. Она подавила раздражительность.