Она обняла меня, и ее личико приблизилось к моему.
— Ты уедешь отсюда, — сказала она.
— Я часто буду приезжать.
— Но это теперь не твой дом. Ты едешь в дом дяди Ланса.
— Он станет моим мужем. Ее личико слегка сморщилось.
— Останься здесь, — прошептала она, еще крепче обняла меня за шею и умоляюще добавила:
— Останься здесь с Сабриной.
— Жены всегда живут со своими мужьями, ты же знаешь.
— Пусть Ланс живет здесь.
— Мы часто будем приезжать сюда, вот увидишь Она покачала головой. Это было не то же самое.
— Я не хочу, чтобы ты выходила замуж.
— А все остальные хотят.
— А Сабрина не хочет.
Она посмотрела на меня так, будто этого довода было вполне достаточно, чтобы свадьба не состоялась.
— Когда ты подрастешь, то можешь приехать и пожить у нас, — сказала я.
— Завтра? — спросила она, просияв.
— Это слишком быстро.
— Но я ведь подрасту.
— Только на один день. А нужно подрасти побольше.
— На два дня? На три?
— На несколько месяцев, наверно. Иди открой дверцу шкафа, и ты увидишь мое платье. Сабрина соскочила с кровати.
— О-о-о! — только и смогла выговорить она, гладя складки атласа.
— Не трогай, — предупредила я. Она повернулась ко мне и спросила:
— Почему?
Сабрина всегда хотела всему получить объяснение.
— У тебя могут быть грязные пальчики. Она посмотрела на них, потом на меня, медленно улыбнулась и нарочно потрогала платье. Это было типично для Сабрины. «Не трогай» означало «Я должна потрогать во что бы то ни стало».
— Не грязные, — сказала она, успокаивая меня. Потом малышка набросилась на мои туфли из белого атласа с серебряными пряжками и серебряными каблуками. Она взяла одну туфлю, погладила атлас и улыбнулась мне с озорным огоньком в глазах, сообразив, я думаю, что если нельзя трогать платье, то, значит, нельзя трогать и туфли.
В дверь постучали. Это была Нэнни Керлью.
— Я знала, что найду вас здесь, мисс, — сказала она. — Извините, мисс Кларисса, этот ребенок всюду сует свой нос.
— Это необычное утро, Нэнни, — сказала я. — Она заразилась общим возбуждением.
— Это моя свадьба, — объявила Сабрина.
— Пойдем, — твердо сказала Нэнни. — У мисс Клариссы есть о чем подумать, кроме вас, миледи. Сабрина посмотрела с удивлением.
— О чем? — спросила она, словно для нее было непостижимо, что могло существовать еще что-то, помимо нее, достойное внимания.
Но Нэнни крепко взяла ее за руку и с извиняющейся улыбкой утащила ребенка. Исчезая, Сабрина одарила меня одной из своих обворожительных улыбок.
Следующим посетителем была Жанна. Она вошла, напустив на себя важный вид.
— А, уже проснулись? Надо так много сделать. Я сказала, чтобы вам принесли поднос. Так будет лучше.
— Жанна, я совсем не хочу есть.
— Это не разговор, миледи. Вы должны есть. Или вам хочется упасть в обморок у ног своего мужа? О, это великий день! Я так счастлива! Сэр Ланс… он хороший человек. Он обаятельный человек. — Она закрыла глаза и послала воображаемый поцелуй Лан-су. — Я сказала себе: «Вот этот — для моей малютки. Это муж для Клариссы. Такой красивый… в парчовом жилете… одевается как француз».
— Это самая высокая похвала из твоих уст, Жанна. Не сомневаюсь, что Лансу это понравится.
— А теперь вставайте. Ванна, потом еда, а потом волосы. Я сделаю вас сегодня очень красивой.
— Такой же красивой, как Ланс? — спросила я.
— Я говорю, что никто не будет такой красивой, как миледи. Это ее день. Она будет самой красивой невестой…
— Благодаря искусным рукам Жанны.
— Так… так… — бормотала она.
С годами Жанна и я очень подружились. Она всегда жалела, что ее не было со мной, когда я ездила на север. Она обожала Сабрину.
— В ней много очарования, — заметила Жанна, — но и озорства. За ней надо следить. Вы такой не были, нет.
— У меня не было ее обаяния.
— Это чепуха. — Джин забавно употребляла отдельные слова, и иногда я замечала, что сама делаю то же. — У вас есть обаяние, — продолжала она, — но вы были хорошей маленькой девочкой… более заботящейся о других, чем о себе, может быть. Вы больше похожи на леди Присциллу и Арабеллу. Ни на отца, ни на мать вы не похожи… они прежде всего заботились о себе. Маленькая Сабрина такая же.
— Она еще ребенок.
— Я много знаю о детях. Какие они в три года, такими же будут и в тридцать лет.