Почему она ведет себя так, будто здесь сама по себе? Все с самого начала пошло наперекосяк. И здесь, и дома, где он велел своей домохозяйке приготовить комнаты для нее, а Николь с места в карьер все опять переиначила и, вместо того чтобы остановиться в его доме, переехала в крошечный коттедж для гостей, который высмотрела с вертолета, когда они подлетали к его острову. И как он ни протестовал, настояла на своем.
– Вы должны обедать со мной, – втолковывал он ей, придя к ней в коттедж в тот первый вечер, когда обнаружил, что ему накрыли стол на одного, а его экономка сообщила, что американка изъявила желание есть у себя в домике.
– В следующий раз будьте любезны стучаться, прежде чем войти, – сказала она ему.
– Стучаться? – опешил он. – Стучаться в собственный дом?
– Пока я в нем живу, конечно. Что касается обеда с вами, – с улыбкой продолжала она, – вы платите мне за переводческую работу, мистер Татакис. Этот род услуг не включает обязанности обедать с вами.
Что было на это сказать? Для нее обедать с ним обязанность. Так тому и быть. Он только хотел оказать услугу человеку, впервые приехавшему в его страну. Но оно и к лучшему. Каково ему было бы каждый вечер видеть ее за столом?! Лучше уж есть в одиночку. Конечно, он платит ей как переводчице. Это значит, он вправе ожидать, что она будет рядом весь день в офисе. Похоже, она этого не понимает. Всю неделю он видел, как она торопливо выходит из здания во время перерыва на обед, потом возвращается порозовевшая и вся какая-то светящаяся, при этом волосы ее слегка растрепаны.
«У нее есть любовник», – подумал он, и в нем начал подниматься гнев, но он тут же одернул себя. Это же смешно. Николь ни единой души не знает в Пирее и в Афинах. По-видимому, она обедает одна. Все остальные – и француз, и итальянец со своими переводчиками – обедали вместе в общей столовой, небольшой уютной комнате. Рядом было приличное кафе, откуда приносили хорошую еду. Всем явно нравился такой распорядок. Почему же она одна все делает шиворот навыворот?
Пошла вторая неделя, и он как бы невзначай спросил свою секретаршу, не знает ли она, куда ходит его переводчица во время обеда. Та ответила, что Николь гуляет. Александр удивился. Гуляет? Одна? В доках? Секретарша только пожала плечами.
– Я ей говорила…
– А она все пропускает мимо ушей, – хмуро продолжил за нее Александр. Он решил поговорить с Николь, когда она вернется. Надо же объяснить ей, какое это безрассудство. Женщине без сопровождения опасно разгуливать в этой части Пирея. Она должна понять, что тут нет ничего личного, просто его долг заботиться о своем работнике. Но втолковать ей что-либо оказалось невозможным.
– Моя безопасность – мое дело. – Вот и весь разговор.
И дураку ясно, что такой ответ звучит оскорбительно. Но, говори ей не говори, все попусту, она будет гнуть свою линию, с нее все как с гуся вода. Но он-то действительно отвечает за нее, как она этого не понимает? Она иностранка. Приехала сюда с ним. Словом, на следующее утро он заявил ей, что ради пользы дела отныне общий обед дело не факультативное, а обязательное, ибо, добавил он, «должен способствовать быстрейшему достижению соглашения». С этого дня они обедали все вместе в столовой компании. Но сегодня Николь пошла обедать с французом.
– Не возражаете, если я умыкну мадемуазель Колдер на часок, mon ami? – спросил тот за утренним кофе.
«Не возражаю?» – мелькнуло у Александра.
В этот момент за спиной у него послышался женский смех. Он обернулся. Николь покинула свое место и стояла с итальянцем. И с французом. Чертов француз, который собрался смотаться с ней на обед, как будто она не обязана быть с ним, ее работодателем?
– Мисс Николь, не скажете, что вас так рассмешило? – обратился к ней Александр.
В конференц-зале наступила тишина. Он хотел спросить это веселым тоном, как бы желая разделить общее веселье, но, судя по реакции присутствующих, у него это не получилось.
– Я хотел бы посмеяться с вами.
Опять попал впросак. Никого не проведешь.
Француз смущенно кашлянул.
– Ничего особенного, Александр. Я спросил очаровательную мисс Колдер по-английски, и она объяснила, что я пропустил слово, отчего совершенно изменился смысл вопроса. Я правильно объясняю, мадемуазель?
– Да нет, у вас отличный английский, месье.
– Вы очень любезны, – ответил польщенный француз, – но я-то знаю, что мой английский оставляет желать лучшего.