Особенно,... 
95 
— Говорят, что вы заколдовали правителя. Он никогда раньше не был таким.
— Почему он должен быть таким, как раньше? Я его жена.
— У него и раньше была жена, сеньора.
— Ерунда. Ты же знаешь, какой была первая жена правителя.
— Она была одержима нечистой силой.
— Она была слабоумной, почти безумной.
— Говорят, была одержима. И вы приказали нечистой силе овладеть ею. Я расхохоталась.
— Тогда, я надеюсь, ты скажешь им, что они глупцы. Она была не в себе еще до того, как я узнала о ее существовании. Ты прекрасно знаешь это.
— Но они утверждают, что она была одержима и вы наслали бесов, которые овладели ею.
— Они сами сошли с ума.
— Конечно, — в тоне ее ответа чувствовалось беспокойство. Однако это было только начало.
За мной украдкой наблюдали. По дороге в Лагуну я ощущала на себе чьи-то взгляды. Однажды я услышала шепот: «Ведьма!»
В Голубом доме все окна были зашторены. Я слышала, как Пилар, стеная, ходит по дому. Она стояла на верхней ступеньке лестницы и звала Изабеллу, чтобы та рассказала всю правду о том роковом дне.
Фелипе притворялся, что он равнодушен к слухам, которые распространялись, но он не мог обмануть меня. Однажды вечером Фелипе пришел в спальню, на его лице отражались решительность и тревога. Он провел большую часть дня в Лагуне.
Он сказал:
— Хотел бы я очутиться в Мадриде. Тогда этому вздору пришел бы конец.
— О каком вздоре ты говоришь? — спросила я.
— Разговоров много. Кто-то приходил в Лагуну и наболтал лишнего. Теперь будут предприняты некие действия.
— Какие?
— Я говорю о смерти Изабеллы. Назначено следствие.
* * *
Мануэла сидела, приводя в порядок одежду Карлоса. Иголка дрожала у нее в руках. Я спросила:
— Что тебя беспокоит, Мануэла?
Она подняла на меня большие печальные глаза:
— Увели Эдмундо, чтобы допросить, ведь он нашел Изабеллу лежащей возле лестницы со сломанной шеей. Ему будут задавать вопросы.
— Он ответит на вопросы, — успокаивала ее я, — и вернется домой.
— Люди, которых забирают на допросы, часто не возвращаются.
— Почему это должен быть Эдмундо?
— Когда допрашивают, — сказала она, — всегда получают такой ответ, какой хотят услышать.
— У Эдмундо все будет в порядке. Он всегда был так добр к Изабелле. Она любила его.
— Она умерла, — ответила Мануэла, — а его увели на допрос.
Когда Мануэла появилась у нас, я узнала, что она и Эдмундо всегда находились при Изабелле и были Привезены вместе с ней из Испании. Мануэла была одной из ее служанок, а Эдмундо умел обращаться с ней в моменты ее «одержимости». Когда в дом ворвались пираты, Мануэла спряталась и ее не тронули; она находилась с Изабеллой во время ее беременности и при рождении Карлоса. Она любила малыша и пыталась оберегать его от постоянно меняющегося отношения к нему матери. И когда мальчика отдали на попечение ужасной старой карге, она, чем могла, помогала ему.
Непонятно, почему Мануэлу так расстроило то, что забрали Эдмундо.
Результат допроса поразил меня. Эдмундо признался в убийстве своей госпожи. Из шкатулки с ее драгоценностями он украл усыпанный рубинами крестик, чтобы подарить его девушке, которой хотел понравиться. Изабелла застала его на месте преступления. Испугавшись последствий, Эдмундо придушил ее, зажав рот мокрой тряпкой, а потом скинул с лестницы.
Его повесили на площади Лагуны.
— Вот все и закончилось, — сказал Фелипе. Я никак не могла забыть большого Эдмундо, так осторожно поднимающего бедную Изабеллу на руки во время ее страшных приступов.
— Он был таким кротким, — сказала я. — Не могу поверить, что он был способен на убийство.
— Многое скрыто в людях, и в мужчинах, и в женщинах, — ответил Фелипе.
— Трудно поверить, что это относится и к Эдмундо, — возразила я.
— Он признался, дело закончено, любовь моя. Я была взволнована, но в то же время и рада, что тайна, как я полагала, раскрылась.
Наступило Рождество. Я размышляла о доме и маскарадах, о праздничном обеде и рождественской ветке. Мне хотелось знать, достиг ли Джон Грегори Англии и получила ли мама мое письмо.
Какой был бы чудесный рождественский подарок для нее!
К досаде Фелипе, я больше не беременела. Не знаю, была ли я расстроена этим обстоятельством. Я все еще не могла забыть Изабеллу; даже теперь, когда Эдмундо признался в убийстве, казалось, она еще стоит между мной и мужем. Иногда у меня появлялось чувство, что Фелипе — чужой мне. Я знала, что он никогда не любил Изабеллу, и верила его словам о любви ко мне Он не скрывал своего чувства, и тысячу раз в день я замечала проявления его любви. Кроме того, я ведь подарила ему Роберто — здорового малыша, которому теперь уже три года… Тем не менее, было нечто, что Фелипе утаивал даже от меня, и, возможно, именно поэтому я внушила себе не беременеть. Но, несмотря ни на что, я не была несчастлива.
95 
