— Простите, — пробормотал он.
Пока Док совещался с Ронни, Тайл решила воспользоваться моментом, чтобы снять блузку и немного помыться. Но он вернулся раньше, чем она ожидала.
— Я подумала, что мне стоит хоть немного привести себя в порядок, прежде чем встать перед камерой, — смущенно пояснила она, снова повернувшись к нему спиной.
Тайл надела чистую футболку, которую припасла заранее. Расправив ее, она повернулась к Доку и опустила руки. На футболке спереди был изображен флаг штата Техас и слово «Дом» под ним.
— До высокой моды не дотягивает, — печально заметила она.
— В этих краях — вполне, — возразил Док.
Они взяли по бутылке воды, сели рядом, прислонившись спиной к морозильнику.
— Как Сабра? — спросила Тайл. — Не лучше?
Док пожал плечами, на лице его отражалось беспокойство.
— Она потеряла много крови. Сейчас кровотечение уменьшилось, но все равно ей необходимо наложить швы. Опасность инфекции сохраняется.
— А во врачебном чемоданчике не было ничего для этого?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет, я проверил.
Сабра и девочка спали. После того как Тайл договорилась с агентом Кэллоуэем о видеосъемке, Ронни снова занял свой пост. Больше всего его беспокоили мексиканцы и Кайн. Он бдительно следил за ними. Верн и Глэдис дремали, склонив головы друг к другу. Донна листала дешевый журнал, как она, вероятно, обычно делала, когда не было посетителей. Пока все было спокойно.
— А как девочка? — спросила Тайл Дока.
— Молодцом. Я ее прослушал — к счастью, в чемоданчике Кайна обнаружился стетоскоп. Сердцебиение ровное. Легкие чистые. Но я бы предпочел, чтобы ее обследовали специалисты.
— Может быть, все скоро закончится. На нашем канале новостными программами руководит мой приятель Галли. Он уже несколько часов знает, что я нахожусь среди заложников. Я почти уверена, что он уже привез сюда нашу команду. Кэллоуэй это сейчас проверяет. Он обещал перезвонить сразу же, как будет знать. Я очень надеюсь, что видео поможет.
— Хотелось бы в это верить, — сказал он, бросая на мать и ребенка обеспокоенный взгляд.
— Вы замечательно потрудились, Док.
Он подозрительно взглянул на нее, как будто ждал, что за комплиментом последует упрек.
— Я искренне говорю. Вы просто отлично справились. Может, вам когда-то стоило выбрать гинекологию или педиатрию, а не онкологию?
— Все может быть, — мрачно заметил он. — Я не добился слишком больших успехов, сражаясь с раком.
— Но у вас же были отличные показатели успеха! Куда выше средних…
«Да, конечно, только я не смог вылечить ту, которая была для меня важнее всего. Мою собственную жену», — так Тайл мысленно закончила за него его мысль. Она понимала, что бесполезно доказывать, как много пользы он принес. Ведь по его личному счету эта единственная жертва была символом проигранной войны.
— А почему вы пошли в онкологию?
Сначала ей показалось, что он не ответит, но Док, помолчав, сказал:
— Мой младший братишка умер от липомы, когда ему было девять лет.
— Мне очень жаль…
— Это было давно.
— А сколько лет тогда было вам?
— Двенадцать или тринадцать.
— И все же его смерть произвела на вас такое сильное впечатление.
— Я помню, как тяжело было родителям.
«Получается, что он потерял двух людей, которых любил, — и обоих убил тот самый враг, которого он не смог победить», — подумала Тайл.
— Вы не смогли спасти своего брата и жену, — сказала она вслух. — Вы поэтому бросили медицину?
— Вы же были там, — сердито сказал он. — Вы знаете, почему я бросил.
— Я знаю только то, чем вы сочли нужным поделиться с журналистами, а это просто мизер.
— Пусть так и останется.
— Я помню, что вы злились…
— Это не то слово. Я был в ярости. — Он говорил громким шепотом, но все равно Кэтрин заерзала на руках у матери.
— И на кого же вы злились? — спросила Тайл, понимая, что рискует, что опасно так на него давить: он может вообще замкнуться. Но она все же хотела попробовать. — Вы злились на родственников жены, которые выдвинули необоснованное обвинение? Или на своих коллег, которые вас не поддержали?
— Я злился на всех. На все. На этот проклятый рак, на мою собственную беспомощность…
— И вы решили сжечь мосты?
— Совершенно верно, при этом подумав: «Кому, черт побери, это нужно?»