66 
—Даже и не сомневаюсь в этом.
Он поблагодарил ее легким кивком.
— А теперь, миссис Уоллес, я буду счастлив обсудить с вами проблему значимости литературных жанров. Не помню, говорил ли я, что в старших классах я был капитаном команды на школьных диспутах.
— Нет, не говорил. — Она положила руки ему на грудь, в очередной раз восхищаясь мускулистым тренированным телом под заношенным свитером.
— А можешь ли ты возразить против того факта, что вот уже пять лет не выбрасывал газеты и журналы?
— Я сохраняю их для большой бумажной коллекции второго тысячелетия. Реставратор — мое второе имя.
— А кроме того, у тебя всегда найдется ответ на все вопросы.
— От тебя же мне нужен только один. Я упоминал, что влюбился в твои глазки сразу после ножек?
— Нет. — Ее губы немного дрогнули. — Никогда не говорила, но, увидев тебя впервые сквозь дверной глазок, я принялась долго и пристально тебя рассматривать.
— Я знаю. — Мич усмехнулся. — Если правильно взглянуть в эту штуковину, то увидишь тень.
— А… — произнесла она, не зная, что добавить.
— Знаете, миссис Уоллес, дети могут вернуться сюда в любое время. Вы не против, если на несколько минут мы прекратим разговоры?
— Нет, — она обняла его, — я совсем не против.
Она не могла признаться даже самой себе, что чувствует себя защищенной в его объятиях. Но это было именно так. Она не желала и думать о том, что очень боялась потерять его, ужасаясь той огромной утрате, которая может случиться в ее жизни. Однако страх этот был явственным. И он испарился, как только она коснулась его губ своими губами.
Эстер запрещала себе мечтать о завтрашнем дне или том будущем, что легко и быстро нарисовал Мич своими разговорами о семье и женитьбе. Ее учили, что брак — это навсегда, но на своем горьком опыте она узнала, что брачные клятвы так же легко забываются, как и даются. Нет, в ее жизни больше не будет невыполненных обетов и обещаний.
Чувства могут захлестнуть ее, неся за собой отчаянные желания и розовые мечты. И пусть ее сердце принадлежит ему, но воля всегда останется с нею. И даже если руки ее захотят сжимать его крепче, притягивать ближе, именно воля спасет их обоих от грядущих несчастий.
— Я люблю тебя, Эстер. — Мич прошептал эти слова в ее горячие губы, зная, что, несмотря на то что она, может быть, и не захочет их услышать, он все равно должен ей их сказать. И если он произнесет их много раз, то она поверит им, поверит стоящему за этими словами смыслу.
Он хотел, чтобы она была с ним всегда, он нуждался в ней всегда — всегда, а не украдкой в луче света, пробивающегося из окна, или спрятавшись в тень. Только однажды в жизни он хотел что-то столь же отчаянно и страстно. Но это было нечто абстрактное, нечто неопределенное и расплывчатое, называемое искусством. Однако со временем Мич был вынужден признать, что эта его мечта — недостижима.
Эстер же была здесь, в его руках. Он мог обнять ее и отведать то сладкое, теплое желание, что жило в ней. Она не пустая мечта, нет, она — женщина, которую он любит и хочет и которую он получит. И если для того, чтобы сохранить ее подле себя, придется играть в игры, пока барьеры ее сопротивления не рухнут, то — да, он будет играть в эти игры.
Он коснулся ее лица, запустил пальцы в волосы.
— Полагаю, дети скоро вернутся.
— Возможно. — Она снова устремились к нему. Испытывала ли она раньше столь остро это чувство неотлагаемой необходимости? — Как бы я хотел, чтобы у нас было больше времени. А ты?
Ее глаза были приоткрыты, когда он оторвался от нее.
—Да.
—Позволь мне вернуться вечером.
— Ах, Мич. — Она уткнулась в него, спрятав лицо у него на плече. Впервые за эти десять дней в ней боролись мать и женщина. — Я хочу тебя. Ты же это знаешь, да? Быстрые и гулкие удары ее сердца раздавались рядом с его грудью.
—Догадываюсь.
—Я бы очень хотела, чтобы мы были вместе этой ночью, но здесь Рэдли.
— Я знаю, что ты думаешь по поводу меня и Рэда в соседней комнате. Эстер… — Он обнял ее за плечи. — Почему бы нам не быть честными с ним, сказать ему, что мы заботимся друг о друге и хотим жить вместе.
—Мич, но он же еще ребенок.
— Нет, совсем нет. Подожди, — продолжал он, не давая себя перебить, — я не говорю, что это должно выглядеть несерьезно или легкомысленно. Нет, нам надо дать понять Рэду, что мы чувствуем друг к другу и что, если двое взрослых людей испытывают по отношению друг к другу такие сильные чувства, им необходимо их показывать.
66 
