. Очепятка
Единственно, немного раздражает то, что авторица писала то ли немного выпиМши, то ли страдая... 
108 
Сильвия послала им воздушный поцелуй, Хилтон помахал шляпой. Раздался последний гудок, и мощный пароход отчалил от пристани. Началось путешествие в Сент-Луис.
— Пойдем, дорогая? — спросил Хилтон.
— Куда?
— В нашу каюту.
Сильвия лукаво посмотрела на него.
— Я еще никогда не видела такого большого парохода, Хилтон Кортин. Ты должен показать мне его. Не могу понять, почему ты так спешишь, — добавила она, глядя на него невинными серыми глазами.
Хилтон решил подыграть ей.
— Я не спешу, дорогая. — Он ухмыльнулся, увидев удивление в ее больших выразительных глазах. — Если тебе хочется осмотреть пароход, я согласен.
— Чудесно, — ответила она, надеясь, что их игра не продлится слишком долго. По правде говоря, ей тоже не терпелось остаться наедине со своим красивым мужем. Стоило ему прикоснуться к ней, и по телу ее пробегала горячая волна.
— Идем на верхнюю палубу, — предложил он. Он повел ее вверх по трапу. Когда они вышли на правый борт, Хилтон обратил ее внимание на резные колонны и поручни в готическом стиле. Сильвия, улыбаясь, кивала, восхищаясь резными цветами, желудями и завитками.
Хилтон провел ее по коридору мимо кают с дверями из темного ореха, который заканчивался большим салоном. Они вошли туда, и Хилтон подвел ее к стойке бара. Он заказал бутылку вина, и официант разлил его по бокалам.
Удобно откинувшись на стуле, Хилтон медленно пил вино, делая вид, что никуда не спешит. Они болтали о том, о сем и вели себя так, словно не сгорали от нетерпения уединиться в каюте.
Спустя час Хилтон поднялся из-за стола. Наступали сумерки, и в салоне зажгли канделябры. На небе появились звезды. Сильвия улыбалась, уверенная, что сейчас муж поведет ее в каюту. Но Хилтон решил подразнить ее: он повел ее на верхнюю палубу, откуда по трапу они поднялись к рубке.
— Отсюда ты можешь увидеть всю реку с расстилающимися по берегам плантациями.
— Потрясающий вид, правда, Хилтон? — спросила Сильвия, оглядывая берега, где в наступивших сумерках мерцали огни.
— Да, дорогая, — ответил Хилтон.
— Прошу тебя, муж мой, отведи меня в нашу каюту. Займись со мной любовью, дорогой.
— Как скажешь, любимая.
Они вошли в каюту, заперли дверь и, сгорая от нетерпения, сорвали с себя одежду. Хилтон, подняв свою любимую жену на руки, отнес ее на кровать. Они любили друг друга страстно, жадно, безостановочно. Два тела слились воедино. Одно — нежное, изящное, золотистое. Второе — крепкое, стройное, смуглое.
Они стали одним целым. На время, на ночь, на всю жизнь.
Глава 31
Солнце садилось. Сильвия стояла на широкой галерее «Ривербенда» и ждала мужа. Запах магнолий и жасмина разливался в теплом воздухе, вызывая счастливую улыбку на лице хозяйки.
Ее взгляд скользнул по ухоженным лужайкам, и сердце наполнилось гордостью. Сады цветут, для рабов построены новые хижины. Размытые дождем поля сахарного тростника засажены хлопком.
Пустовавшую сахарную фабрику, деревянную сторожку и разрушенную церковь снесли. На высоком холме была построена новая церковь, в которую каждое воскресенье приходили толпы народа. Рядом с церковью располагалось новое кладбище.
Здесь были похоронены Большой Наполеон и старый Джаспер. Здесь же покоились тела Эдвина и Серины Фэрмонт. В это тихое место долетали гудки пароходов, посылающих прощальный привет тем, кто уже никогда не сможет отправиться в путешествие по могучей реке.
Отреставрированный особняк поражал своим великолепием. Мебель была заказана в Европе и доставлена по реке из Нового Орлеана. Любимый диван Серины, обитый парчой цвета шампанского, и стулья с позолоченными спинками были обиты заново и заняли почетное место в гостиной. Они будут украшать элегантную комнату, как украшали ее тогда, когда хозяйкой особняка была золотоволосая красавица, а когда Сильвия присоединится к той, которая покоится сейчас на кладбище, ее сыновья и дочери будут любоваться ими.
Сильвия ходила по галерее и удовлетворенно вздыхала. Ее жизнь теперь была похожа на сказочный сон. Ночи, пропитанные запахом цветов, она проводила в просторной спальне в объятиях любимого мужа, и его сильное обнаженное тело прижималось к ней, согревая и защищая ее. Высокие двери в сад были распахнуты настежь, и тихое пение рабов, доносившееся в комнату, было еще одной составляющей ее счастья. Гудки пароходов вызывали у нее улыбку, и она еще крепче обнимала мужа.
Дом.
Она была дома. «Ривербенд». Ее «Ривербенд». Она вернула его. Она всегда знала, что вернет его.
108 
