Последние отзывы

  42  

– Вы хотите сказать, что не все зверушки бывают честными? Кстати, далеко и не все звери... – В моем тоне сквозит раздражение. Я одергиваю себя: мальчик – одиннадцатиклассник. При чем здесь звери? – Но в чемто вы, пожалуй, правы. В русской литературе работники, обворовывающие господ, – не редкость. Честность как безусловная категория народной культуре не свойственна. Скорее, дворянской. С другой стороны, в условиях абсолютного социального неравенства, когда иные источники дохода перекрыты, возможность украсть – большой соблазн. К тому же вряд ли Платон Каратаев, вырубая несчастную березку, считал это особым грехом: в народном сознании понятие собственности довольно условно: дары природы – то, что дается всем и отродясь. Я ответила на ваш вопрос?

– Ну, ладно березка... Но Толстой-то вообще считает его идеалом. И Пьер у него типа учится. Старается перенять. Типа Платон – мудрец... А этот мудрец ничего не помнит. Ляпнет и забудет. Он что – дурак?

Я понимаю: юношеский максимализм. И все-таки мне не хочется его останавливать. От этого я уже отвыкла: ученик думает, а не повторяет чужие слова.

– Как все толстовские герои, Платон Каратаев не одномерен. Кроме того, если вы читали внимательно, могли заметить: иногда Толстой-мыслитель противоречит Толстому-художнику. На этой грани надо научиться балансировать. Иначе можно впасть в упрощающую крайность, – теперь я говорю совершенно серьезно. Мне есть на что опереться: за моей спиной Великая Литературная Стена. – Думаю, Толстой понимал, что эта странная забывчивость Каратаева, на которую вы обратили внимание, бросится в глаза и другим читателям. Он мог ее нивелировать, в конце концов, как-то замаскировать. Но Толстой этого не делает. Напротив, подчеркивает, что Пьеру эта забывчивость кажется весьма симпатичным свойством народного сознания, не тронутого рефлексией.

На мгновение я останавливаюсь: возможно, моему ученику незнакомо это слово?

Однако Максим слушает внимательно. Его усмешка гаснет.

На ЕГЭ это не понадобится. Наш разговор носит факультативный характер, и все-таки я рассуждаю о том, что одной из задач Толстого-мыслителя было изображение духовного роста человека, и с этой точки зрения Платон Каратаев – для самосознания Пьера – играет роль катализатора. Пьер убежден, что человек может достигнуть внутренней гармонии лишь в общении с народом...

– Типа как с честными зверушками?..

Кажется, пришла пора его осадить.

– Боюсь, вы позволили себе недостойную реплику. То, что позволительно в сказках, в реальной жизни звучит грубо. Как бы вы ни относились к забывчивости Каратаева, нельзя объявлять его зверушкой только на том основании... Только на том основании... – я знаю, что должна сказать. Конспекты, лежащие на моих антресолях, распухли от слов и цитат, обосновывающих эту точку зрения. Но я их не помню – достойные и правильные слова. «Надо вспомнить, вспомнить...» – я сделаю над собой усилие.

– Только на том основании...

Я знаю, что мне мешает: то бессмысленное лицо. Зверок, пойманный на месте преступления. Стоял, окруженный охранниками, которых я называла кусками мяса. В его лице ничего не проступало – ни страха, ни раскаяния. Это я помню точно: про себя я назвала его зверком. Потому что мне тоже показалось, что он ничего не помнит: сделал и забыл.

Я встаю и иду. Шагаю вдоль книжных полок, заставленных новыми обложками. Моим глазам не за что зацепиться...

– Вы ищете книжку Толстого? – за спиной вежливый голос ученика.

– Нет, – я отвечаю, не оборачиваясь. Чтобы не потерять лицо, надо продолжить с того самого места, на котором остановилась. Так, как мне приходится делать, когда ученик пишет диктант. – Только на том основании... – усилием воли я пытаюсь вернуть себе уверенность, – что вы еще не научились анализировать литературные произведения такого уровня.

– Заче-ем?

Мои нынешние ученики считают себя вправе говорить, что думают: свобода, за которой стоят родительские капиталы.

– Хотя бы затем, что без этого вы не прочтете по-настоящему то, что пишется между строк. Для вас все самое главное останется нерешенным ребусом. Литература – отнюдь не ЕГЭ: прямые ответы на прямые вопросы. – Я прикусываю губу. В моих конспектах ничего подобного не было. Чувства Пьера получали рациональное объяснение. Те сочинения я писала давно, задолго до истории с Фридрихом. – Впрочем, до Платона Каратаева мы еще доберемся, – я сворачиваю неуместные рассуждения. – Нельзя... Нельзя игнорировать никакие контексты, особенно исторический. Иррациональная очарованность Пьера простой русской душой – это дополнительный и важный штрих к портрету главного героя, судя по всему, будущего декабриста...

  42