Кейн рассек его пополам и выдавил сок на волосы. У Натали не хватило жестокости остановить его и объяснить, что сок следует сильно разбавить. Кожу головы зажгло, но она стоически вытерпела неприятное ощущение. Зато волосы пропитались чудесным свежим запахом.
— Спасибо, Кейн, — тихо произнесла Натали.
— Это сделает волосы блестящими.
— Откуда ты знаешь? — удивилась она. Кейн ответил не сразу. Он отжал волосы, набросил на голову Натали большое полотенце и присел рядом.
— Шерон, — сказал он наконец. — Моя младшая сестра. Она любила ополаскивать волосы лимоном.
— Расскажи о ней.
Они провели этот вечер вдвоем на широкой постели Кейна. Он тщательно высушил ей волосы, поменяв три полотенца, потом аккуратно разделил их перепутанную массу на отдельные пряди и, наконец, расчесал узкой мужской гребенкой, что было не так-то просто, учитывая густоту этой рыжей гривы. Натали позволила ему холить ее, наводить лоск и время от времени (когда Кейну казалось, что она утомлена) покоить ее голову на своей груди. Ей удалось склонить его к рассказам о прошлом.
— У Шерон были роскошные волосы, густые… как у тебя, только более темные, цвета лесного меда. Стоило большого труда их расчесать, потому что распущенными они достигали бедер. — Он рассказал о том, как умерли мать и сестренка, как погиб отец, потом вернулся к счастливым дням юности на плантации. — Мы любили вечерами все вместе сидеть на веранде. Ветер приносил с реки прохладу и благоухание растений: олеандров, магнолий, лавров. Влажный воздух был так густо насыщен их ароматом, что казалось, его можно пить, как вино. Это были самые лучшие, самые безмятежные дни моей жизни.
И Кейн продолжал рассказывать. Он говорил о том, что трогало душу и будоражило чувства. Натали смеялась над его детскими выходками и незаметно смахивала слезу при упоминании о теплой дружеской атмосфере в этой семье. Кейн и сам не заметил, как перешел к более поздним и гораздо менее радостным временам, и Натали испытала такое глубокое сочувствие, что едва не заключила его в объятия. Он, со своей стороны, готов был вечно перебирать пряди ее волос и, чтобы это продолжалось, говорил и говорил без умолку, почти не задумываясь над тем, что слетает с его губ, сам завороженный размеренным ритмом своей речи, своим ровным негромким голосом. Взгляд его был прикован к золотому великолепию, разметавшемуся по плечам Натали. Многие годы он не знал такого мира в душе, как теперь, когда сидел за спиной у прекрасной женщины, расчесывая ей волосы и повествуя о давно прошедших временах. Он ни за что не остановился бы сам, но в конце концов Натали удержала руку с гребенкой, обернулась через плечо и сказала:
— Я думаю, довольно. Спасибо, Кейн! Это было чудесно.
— Но тебе пришлось столько времени сидеть…
Он вдруг осознал это, смутился и, отложив гребенку, начал устраивать Натали в подушках.
— Есть хочешь? — спросил он.
— Да, но…
— Что “но”?
Она замялась, потом потянулась к его руке, словно стесняясь сообщить нечто важное. Кейн позволил ей завладеть его пальцами.
— Теперь, когда у меня чистая голова… — Она снова замялась.
— Ну! — поощрил Кейн.
— Может, поужинаем, как два цивилизованных человека?
— То есть мне нужно побриться? — уточнил он с улыбкой.
— Да, неплохо бы. — Взгляд Натали перекочевал на расстегнутые полы его рубашки. — И я надеюсь, ты не будешь возражать против того, чтобы застегнуться…
— Нисколько. Постой, я принесу тебе чистую рубашку. Переоденешься и отдохнешь, а я пока все приготовлю. Идет?
— Идет.
Конечно, Натали хотелось немного отдохнуть. Она утомилась, но в то же время и расслабилась. Почувствовав, что проголодалась, Натали с нетерпением ожидала ужина. Следить за тем, как Кейн готовит, казалось ей приятной перспективой. Еще приятнее было мечтать о том, что он, быть может, позволит ей сесть за стол.
Незаметно опустились сумерки, и в комнате совсем стемнело. Кейн зажег лампы — одну, как обычно, у постели — и приступил к бритью. Щеки и подбородок основательно заросли, пришлось часто править бритву, так что процесс оказался длительным. Натали зачарованно наблюдала за тем, как это смуглое лицо избавляется от давней щетины, становится гладким и еще более привлекательным. Закончив бриться, Кейн повернул голову так и эдак, оценивая результаты своих усилий. Закинул ее, разглядывая подбородок. Провел кончиками пальцев по щекам и наконец удовлетворенно кивнул.