Он потянулся своими чувствами, чтобы раскинуть широкую сеть для исследования.
Но почувствовал, что кто-то исследует в ответ, от неожиданности и свирепости этого он вздрогнул.
Он немедленно мысленно построил стену, одну за другой, ограждая себя. Закрываясь от этого чертова напора.
В таких стенах он никогда не нуждался прежде.
Никто когда-либо не был в состоянии исследовать его, даже Лука со всей его темной магией. Это была одна из вещей, которые приводили в бешенство этого вора. Лука, даже после тысячи лет непрерывного накопления мощи и знаний, все еще не мог исследовать его. Хотя он никогда не переставал пробовать, и это убеждало его в том, что Кейон знал заклинания, которые до сих пор были скрыты от него, и решил любым способом заполучить их (никогда не прекращая поиска).
Ни разу во время исследований, предпринятых Лукой, Кейон не чувствовал что что-нибудь касается его мыслей. Тревейн был не в состоянии даже отдаленно пробраться в его мозг.
Но сейчас он почувствовал отчетливый удар по своим мыслям. Отчетливое присутствие, хотя что-то смутно говорило ему, что это присутствие обладало такой сложностью характера, было настолько древнее его, что он с трудом назвал бы его... хорошо... человеческим. Или если и было, то отличалось от любого человека, с которым он когда-либо сталкивался.
Сосредоточив свои мысли, он направил их обратно на того, от кого это пришло, пробуя изолировать его.
Мужчина у прилавка внезапно осмотрелся, его пристальный взгляд беспокойно обыскивал магазин.
Необычные золотистые глаза натолкнулись на Кейона и оглядели стойки с одеждой и проходы с кемпинговым оборудованием. Это были древние глаза, знающие глаза, полные суровых тайн.
Это были глаза больше, чем простого Друида.
Кейон обогнул стеклоглазого продавца и подошел к нему, отодвигая стойки одежды со своего пути.
– Кто ты, черт возьми?
– Кто ты, черт возьми? – прохладно бросил в ответ мужчина. Мягко. Высокомерно. Человек стремительно приближался к Кейону и, конечно, Горец без малейшего колебания встретил соперника.
Они встретились в проходе, остановились на расстоянии полудюжины шагов и начали кружить друг против друга, прицениваясь, как два темных, диких животных, готовящихся бороться за территорию и подтвердить свои права.
Кейон почувствовал быстрый обстрел сокрушительными ударами по мысленным стенам, которые он установил. Он пропустил их, анализируя и оценивая силу своего противника.
Тогда он яростно ударил в ответ. Только один раз.
Этого удара должно было хватить, чтобы почти расколоть голову.
Если его противник и почувствовал что-нибудь, он никак не показал этого. Кем был этот мужчина?
– Где моя женщина? – рычал Кейон.
– Я не видел твою женщину.
– Если ты хотя бы коснулся волоска…
– У меня есть своя женщина. Твоя мне не нужна.
– Ты желаешь умереть, Горец.
– Нет. – Рассмеялся мужчина. – Положим, такая мысль посещала меня некоторое время назад. На ледяном выступе Манхэттенского пентхауса.
Мужчина говорил ерунду.
– Теперь уходи и я не убью тебя.
– Не могу. Я пришел за прогулочными ботинками для моей жены. Она хочет получить их сегодня и от этого зависит ее хорошее настроение, что очень важно. – Интонация его голоса была дразнящей, а улыбка – тестостероном высшего качества, оскалом со смутной насмешкой.
Такую улыбку обычно использовал только Кейон.
Ох, да, мужчина, бесспорно, желал умереть.
Неизвестно, как, возможно, поступил бы Кейон, если бы не почувствовал в этот момент на своем открытом предплечье руку. Он мельком взглянул, и сразумышцы расслабились под кожей. Джессика пристально глядела на него, прекрасная, как всегда, и невредимая.
– Женщина, где ты была? Я же сказал тебе не уходить от того прилавка.
– Я стояла там в течение получаса, – ответила она раздраженно. – Я ходила в уборную. Я голодна. Как скоро мы сможем поесть? Мне нужен кофе. Я хочу принять душ. Я обтерлась влажной салфеткой в женской уборной, но начинаю чувствовать себя диким животным, которым обозвала меня женщина в аэропорту. Кейон, почему этот мужчина так на тебя уставился? Ты знаком с ним?
– Кейон? – спросил мужчина. – Тебя зовут Кейон?
– Да. И что из этого?
Мужчина долго рассматривал его. Затем он мрачно и удивленно рассмеялся, тряхнул головой, как будто ему пришла в голову какая-то нелепость.