Чтобы не попасть в засаду и избежать нежелательных встреч, они с Готье решили двигаться только ночью – даже с риском напороться на разбойников, а днем скрываться. Для подобного решения было несколько доводов: первый и самый главный – надо было прятаться от людей короля; второй состоял в том, что в унылую ноябрьскую пору ночи гораздо длиннее дней, а третий – в том, что дорога в Бурж была очень простой, и даже ночью невозможно было сбиться с пути. Им следовало подниматься вдоль Луары, а затем ехать берегом Шера, который и должен был привести странников к цели. Итак, они провели день поминовения мертвых в Шалоне, где приор, как истинный христианин, не отказал путникам в приюте, однако выехали из Сен-Мориля той же ночью. До рассвета они проскакали около двадцати лье – неслыханное достижение для Рюсто, который к тому же нес на себе двоих. Когда рассеялся утренний туман, они увидели перед собой колокольни, турели, ажурные башенки, тяжелые стены и огромную крышу аббатства, стоявшего в месте слияния Луары и Вьенны. Монастырь выглядел настолько величественно, что Катрин не решилась ехать к нему и, увидев недалеко в поле крестьянина с мотыгой на плече, окликнула его:
– Добрый человек, как называется это большое красивое аббатство?
– Госпожа, – ответил виллан, стянув с головы вязаный колпак, – вы видите перед собой королевское аббатство Фонтевро, а аббатисой в нем – двоюродная сестра нашего короля Карла, да хранит ее Господь.
– Спасибо, – тихо сказала молодая женщина, глядя вслед крестьянину, который вновь натянул свой колпак и взмахнул мотыгой.
Она обменялась долгим взглядом с Готье, и они поняли друг друга без слов. Конечно, аббатство было пристанищем для странников. То был дом Господень. Однако могли ли они отважиться войти в эту благочестивую крепость? Аббатство Фонтевро славилось тем, что служило убежищем – иногда помимо воли – для отвергнутых королев, нелюбимых дочерей знатных вельмож и принцесс – согрешивших или, напротив, засидевшихся в девах… Аббатису этого монастыря всегда выбирали если не из королевской, то хотя бы из княжеской семьи. Пять монастырей, а также больница и лепрозорий подчинялись гордому жезлу аббатисы де Фонтевро. Самое удивительное, что три монастыря из пяти были мужскими. Все знали, какая яростная борьба за влияние кипела в этих надменных стенах, и Катрин подумала, что соваться в это осиное гнездо – пусть и самых благородных кровей – было бы безрассудством.
– Полагаю, – сказала она, словно подводя черту под безмолвным разговором с Готье, – нам надо отыскать хижину какого-нибудь угольщика и там провести день.
Хижина отыскалась без труда. Готье поймал зайца и изжарил его на небольшом костре из сухих листьев к величайшему удовольствию своих спутниц. В лесу нормандец чувствовал себя как дома и легко выходил из любых затруднений. Для лошадей у них имелся мешок с овсом, подаренный предусмотрительным Мартеном Берло, и, как ни фыркала презрительно Морган, ей приходилось везти на себе, кроме Катрин, увесистый мешок с кормом. Когда над лесом опустилась тень, они направились к берегу реки, сделав приличный крюк, чтобы обогнуть аббатство. Но, похоже, высокомерная обитель принесла им несчастье, и в эту ночь удача от них отвернулась. Сначала странники ошиблись, выбрав не ту реку: вместо того чтобы двигаться вдоль Шера, они поехали по берегу Эндра. Когда же им удалось определить верное направление, Рюсто, измученный и запаленный, стал хромать.
– Нужно просить пристанища в первом же монастыре, который встретится нам по дороге, – молвила встревоженная Катрин, – иначе потеряем жеребца.
Но это было легче сказать, чем сделать. Вопреки обыкновению они продолжали путь и после рассвета, но не могли найти подходящего места. Наконец впереди показалась большая деревня. В отдыхе и пропитании нуждались все – и люди и животные.
– Мы уже далеко от Шантосе, – сказал Готье, – может быть, рискнем? Остановимся в этой деревне.
– Надо попробовать, – ответила Катрин, которая уже давно ощущала болезненные спазмы в желудке. Беременность делала ее крайне уязвимой. Ребенок, явно не одобряя подобный образ жизни, вел себя так беспокойно, что молодая женщина испугалась не на шутку.
Однако едва лошади поравнялись с первыми домами, раздался пронзительный звук трубы, полоснувший по нервам измученных путников. Готье, ехавший впереди, остановился и, слегка отстранив Сару, сидевшую сзади, повернулся в седле.