— Благодарю за честь, сэр.
Джесс не оказала себе в удовольствии сделать насмешливый книксен.
Лениво развалясь в кресле, Лоренцо провел рукой по темным кудрявым волосам, прищурился и обвел ее оценивающим взглядом.
— Давай поставим все точки над «i». Ты знаешь, чего я хочу от тебя, и не будешь претендовать на большее. Как я понимаю, при том недоверии, которое ты ко мне испытываешь, тебе всегда будет немного не по себе. Поскольку ты никогда не будешь уверена во мне, ты не будешь чувствовать себя в безопасности. Ты будешь бояться, что я брошу тебя, выгоню так же легко, как подобрал, и в результате будешь готова на все, чтобы сделать меня счастливым, довольным и…
— Ты — наглая свинья!
— И совершенно спокойным, — продолжил Лоренцо, как истинный рыцарь, не обративший внимания на ее реплику. — Это спокойствие будет основано на том, что ты, сколько бы времени мы ни прожили вместе, не научишься доверять мне. А раз так, я буду избавлен от твоих заверений в любви.
Тут Джесс захотелось сесть. Останься она стоять, у нее подкосились бы ноги, и она рухнула бы в ближайшее кресло. Будет куда элегантнее, если она сделает это по собственной воле и не покажет своего состояния сидящему напротив чудовищу с холодными глазами.
— Кажется, ты учел все.
Боль сделала ее голос холодным и напряженным. Слава Богу, что она не распустила сопли и не успела открыть ему свою душу. При мысли о том, как взорвался бы Лоренцо, если бы она успела сказать, что все еще любит его, Джесс бросило в дрожь.
— Но есть вещь, которую ты не предусмотрел в своих тщательных расчетах.
— И что же это?
— Ты заявляешь, что я не доверяю тебе. Но если это так, чем ты объяснишь две последние ночи? Как, по-твоему, почему я легла с тобой в постель? Почему занималась с тобой любовью?
Ни за что на свете она не могла бы воспользоваться выражением «занималась сексом». Джесс выбрала более эмоциональное выражение. Это действительно была любовь, а не секс; другое слово не смогло бы более точно описать испытываемое ею чувство.
— Почему я отдала тебе… отдала тебе?..
— Свою девственность? — закончил ее фразу Лоренцо, когда Джесс запнулась. — Я был польщен. Да и какой мужчина не был бы польщен на моем месте? Но не тешь себя иллюзиями. Это было не доверие. Доверие не имеет к этому ни малейшего отношения. Это называется другим английским словом, очень похожим с виду, но противоположным по значению.
Его слова казались Джесс бредом. Она смотрела на него, беспомощно хлопая глазами. Не успевший отдохнуть мозг не выдерживал психологического давления, которое на него оказывали с момента пробуждения.
— Я… я не… — запинаясь начала она.
Это исторгло у Лоренцо нетерпеливый вздох.
— Я имел в виду вожделение, родная, — с оскорбительной учтивостью разъяснил он, словно разговаривая с туповатым ребенком. — Голод, желание, страсть, секс… Можешь называть его как угодно, результат один: чувство лютой жажды, которое лишает тебя разума и способности трезво мыслить.[1]
— Нет…
Это был стон отчаяния, подавить который Джесс уже не смогла.
— Да! — резко возразил Лоренцо. — Ты полностью оказалась в его власти. Ты не могла избавиться от него, не могла отпираться, не могла сказать мне «нет». С таким же успехом можно было приказать себе не дышать.
— Нет…
Джесс хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть это жестокое смуглое лицо. Хотелось прижать руки к ушам, чтобы не слышать потока страшных, убивающих слов. Но она знала, что Лоренцо воспримет это как лишнее доказательство своей правоты. Даже то слабое отрицание, на которое у нее хватило сил, произвело обратное впечатление, скорее подтверждая, чем опровергая его доводы.
— Не жди, что я поверю этому, Джесс! — презрительно сказал он, наклонившись вперед и не сводя горящих темных глаз с ее бледного лица. — Потому что я прав. Я знаю это чувство, потому что сам испытываю его. Я бы окончательно потерял остатки рассудка, если бы не овладел тобой в ночь после дня рождения Брендана, на следующую ночь и во все те многие ночи, которые нам предстоят.
— И сколько будет таких ночей?
Он снова безразлично пожал плечами, отметая ее вопрос.
— Сотня? Тысяча? Кто знает, сколько времени понадобится, чтобы эта лихорадка прошла сама собой?
— Ты снова говоришь обо мне как о каком-то вирусе!
— Можешь называть себя как тебе угодно, — невозмутимо ответил Лоренцо. — Лишь бы не говорила, что доверяешь мне, или что-нибудь в этом роде. Доверие не имеет к этому никакого отношения.