Часто она уходила куда-то одна, и случалось так, что я искала ее и не могла найти. Если бы я была не так занята предстоящим балом, я, возможно, и решила бы, что происходит нечто странное. Она, видимо, что-то скрывала, и временами казалось, что она над чем-то втайне посмеивается. Обычно она всегда делилась со мной планами своих проказ. Но, объясняла я себе, видимо, меня, как это часто бывало, подводит мое воображение.
В течение этих дней я много времени проводила с матерью, которая активно участвовала во всех приготовлениях.
— Твой отец очень доволен этим браком, — сказала она. — Он рад тому, что с Софи все уладилось.
— Я полагаю, де Турвили — весьма достойная семья?
— Они не совсем ровня д'Обинье, — ответила мать с ноткой гордости, а я вдруг припомнила те долгие годы, которые она прожила как жена Жан-Луи, жизнью, так не похожей на ее нынешнюю жизнь графини.
— Я думаю, что они польщены тем, что породнятся с нашей семьей, продолжала она, — и, как я уже сказала, твой отец тоже очень доволен.
— А Софи счастлива.
— Это самое главное, и я тоже счастлива за нее. Девушка она не из легких… очень отличается от тебя, Лотти.
— Ну, от меня будет не так легко избавиться. Она рассмеялась.
— А тебе не кажется, что Софи очень счастлива потому, что мы — как ты выразилась — избавляемся от нее?
— Софи влюблена.
— Когда-нибудь то же самое будет и с тобой. Она говорила искренне, зная, что я продолжаю думать о Диконе. Ей бы хотелось, чтобы ничто не нарушало ту безмятежную жизнь, которую она обрела в доме графа.
— Я никогда больше не полюблю.
Она попыталась рассмеяться, как будто я отпустила какую-то шутку, затем обняла меня и крепко прижала к себе.
— Мое милое, милое дитя, это все давным-давно прошло. Было вообще недопустимо позволить тебе ввязаться в это. Даже и сейчас ты еще слишком молода…
— Этот бал должны бы были устраивать для нас обеих… для Софи и для меня… в честь нашего обручения.
— Ты живешь в выдуманном мире. Ты бы никогда не была счастлива с Диконом. Это просто смешно. Он гораздо старше тебя, а раз уж ты была единственным ребенком, тебя было нетрудно ввести в заблуждение. Он хотел заполучить Эверсли, и, получив его, перестал даже думать о тебе.
— Мне кажется, судить об этом лучше всех могла я.
— Ребенок — скольких лет? — двенадцати. Все это не так. Это было преждевременно. Тебе бы следовало видеть его лицо, когда я предложила ему Эверсли. Он был циником, Лотти.
— Я знала о том, что ему нужен Эверсли.
— Ему нужен был только Эверсли.
— Это не правда, ему нужна была и я.
— Он принял бы тебя как необходимый пункт сделки. Ах, Лотти, это оскорбительно для тебя, но следует смотреть в лицо фактам. Когда узнаешь, что человек, делавший вид, что любит тебя, лжет, — это разрывает сердце. Но ты была всего лишь ребенком… И теперь со всем этим покончено. На самом-то деле ты уже не печалишься. Я же вижу, что ты светишься от счастья. Просто когда ты вспоминаешь об этом… ты искусственно пытаешься поддерживать воспоминания. Но они мертвы, Лотти, и ты знаешь об этом.
— Нет, — спорила я, — мои чувства к Дикону никогда не умрут.
Но она действительно не верила мне. Ее собственный опыт учил ее тому, что в конце концов все хорошо кончается.
Наконец настал долгожданный день. Лизетта пришла в мою комнату, чтобы посмотреть на мое новое платье.
— Ты просто красавица, Лотти, — сказала она, — ты затмишь собой невесту.
— О нет. Софи выглядит действительно чудесно. Любовь способна творить чудеса.
Лизетта казалась довольно задумчивой, но, признаюсь, мне так хотелось поскорее познакомиться с Шарлем де Турвилем, что я не очень-то задумывалась о Лизетте.
На верхней площадке лестницы стоял граф. Он выглядел величественно в парчовом камзоле, украшенном бриллиантами, а завитой белый парик оттенял прекрасные черты его лица и живые темные глаза. Моя мать, стоявшая рядом с ним в платье цвета бледной лаванды, казалась красавицей — самой настоящей графиней. Увидев ее, я снова изумилась, вспомнив тихую даму из Клаверинга. Рядом с ней в бирюзово-голубом платье стояла Софи, светившаяся от счастья.
Я была под опекой мадам де Гренуар, дальней родственницы графа, появлявшейся в доме по таким случаям и с готовностью исполнявшей роль компаньонки молодой девушки. Мне следовало сидеть смирно, как и положено девушке моих лет, под ее присмотром, а когда какой-нибудь джентльмен пригласит меня на танец, то принять приглашение, если он подходит, с ее точки зрения, если нет — мадам де Гренуар была специалисткой по улаживанию подобных проблем.