— Уйти куда?
— На работу. Я сегодня работаю в баре.
— Сегодня у тебя выходной.
— Был… то есть да, обычно выходной, но я взяла дополнительные часы.
— Ты и так слишком много работаешь.
Грейс рассеянно улыбнулась, наслаждаясь относительной прохладой.
— Ну, всего несколько лишних часов. Шайни любезно предоставил мне возможность заработать на машину. О, как здесь чудесно. — Грейс закрыла глаза и глубоко вдохнула влажный, прохладный воздух. — Анна сказала, что ты с братьями будешь играть. Как жаль, что я не услышу.
— Грейс, я говорил тебе, что, если дело в деньгах, я помогу.
Она открыла глаза.
— Этан, мне не нужна твоя помощь. Я умею работать.
— Да, ты умеешь работать. И, черт побери, это почти все, что ты умеешь. — Он отошёл от нее. Вернулся. — Ненавижу твою работу в баре. Она замерла. Ей показалось, что она чувствует, как костенеет позвоночник, позвонок за позвонком.
— Я не хочу снова сражаться с тобой. Это нормальная работа, ничуть не хуже других.
— Я не сражаюсь. Я просто говорю.
— В его глазах бушевал такой гнев, что Грейс отпрянула и пятилась, пока не уткнулась спиной в ствол дерева.
— Я уже это слышала, — ровным голосом сказала она. — И это ничего не меняет. Я там работаю и буду работать дальше.
— Ты нуждаешься в отдыхе.
— Не нуждаюсь.
Черта с два, не нуждается. Под ее русалочьими зелеными глазами уже появились усталые тени, а она спокойно сообщает, что будет таскать тяжелые подносы до двух часов ночи!
— Ты заплатила Дэйву за машину?
— Половину. — Господи, какое унижение! — Он все понимает и отсрочил второй платеж до следующего месяца.
— Ты не будешь ему платить. — Это самое малое, что он может сделать и сделает. — Я заплачу.
Мучительное чувство стыда мгновенно улетучилось. Грейс гордо вскинула голову:
— Нет, ты не сделаешь этого.
Может, в других обстоятельствах Этан стал бы ее убеждать, упрашивать или просто заплатил бы Дэйву, не сказав ей ни слова, но с того момента, как он утром увидел ее, все чувства постепенно разгорались, как на медленном огне, обострялись, вытесняя все здравые мысли. И теперь он мог лишь действовать. Не сводя с нее глаз, он поднял руку, схватил ее за шею.
— Помолчи.
— Этан, я не ребенок. Ты не можешь командовать мною, — Ее сверкающие глаза словно прожигали его насквозь.
— Я вижу, что ты не ребенок. Но делай то, что я говорю.
Грейс не заметила, когда перестала дышать, не заметила, когда задрожала, не заметила, когда вцепилась в дерево. Лишь смутно ощутила грубую кору под ладонями. И она уже не понимала, о чем он говорит. Просит принять несколько сотен долларов за машину или…
— Этан..
Его вторая рука очутилась на ее груди. Он не хотел этого, но пальцы по собственной воле накрыли и стали ласкать ее грудь. Ее блузка еще была влажной, и он чувствовал, как согревается под тонкой тканью ее кожа.
— На этот раз делай что я говорю.
Ее глаза стали огромными. Он падал в них, тонул в них. Ее сердце колотилось прямо в его ладонь. Его губы впились в ее рот со страстной жадностью, которую он не мог, да и не желал больше сдерживать. Он услышал ее сдавленный стон, и это только возбудило его еще больше.
Его пыл, его натиск ошеломил и ее. Он причинил ей боль; но она готова была терпеть ее бесконечно.
Ощущения сменялись слишком быстро, чтобы можно было отделить одно от другого, но все они были пронзительными, захватывающими. Его руки, казалось, были везде: резкими рывками поднимали ее блузку, гладили груди, царапая кожу шершавыми ладонями. Этан пошатнулся, и она вцепилась в его плечи, чтобы удержать его — или удержаться самой?
И почувствовала, что он сдергивает ее шорты.
Нет! Ее стыдливость, ее воспитание бурно протестовали против такого оборота событий. Неужели он хочет овладеть ею всего в нескольких ярдах от толпы гостей? Она слышала гул разговоров и детский смех… но все это вдруг перестало иметь значение. Зов плоти восторжествовал.
Здесь. Сейчас. Вот так. Именно…
Когда он сильным толчком вошел в нее, Грейс позабыла обо всем на свете. Остались только они вдвоем.
Он вонзался в нее резко и глубоко, испытывая лишь первобытное желание обладать ей, слиться с ней. Ничто и никто не могли теперь помешать ему сделать это. Когда Грейс содрогнулась в оргазме, он испытал триумф победителя, и собственный оргазм впился в него острыми как бритва, раскаленными когтями, перед глазами поплыли красные круги.