После изысканного ужина с пятью переменами блюд молодые разделись и, проигнорировав громадную мраморную ванну с серебряным смесителем, воспользовались душем с горячей водой. Это новомодное изобретение, которым мог похвастаться единственный в городе отель, было достаточно просторным для двоих, особенно если эти двое предпочитали стоять так близко, что их обнаженные скользкие от воды тела касались друг друга.
Счастливые, как никогда в жизни, Мэри Эллен и Клей смеялись и пели, намыливая друг друга под горячим душем. Наконец смех угас, громкое пение стало тише, нежнее, а затем и вовсе прекратилось. Мыло упало на пол, а оничлояли под горячими струями, целуясь, лаская друг друга и вздыхая.
– Я не уверена, что у нас получится, милый, – с сомнением в голосе сказала Мэри Эллен, моргая, чтобы разглядеть его в горячем пару, когда Клей прижал ее спиной к скользкой мраморной стене, и его напряженная плоть прижалась к ее голому влажному животу.
– Доверьтесь мне, миссис Найт. – Он наклонился и жадно поцеловал ее. Язык его скользнул в глубь ее рта, пробуя ее на вкус, а руки заскользили по стройному влажному телу.
Нe прекращая целовать, клей закинул ее руки себе за шею, а сам положил ладони на тонкую талию и чуть приподнял Мэри Эллен. Присев на корточки, он свободной рукой направил в нее член.
– О, Клей! – пробормотала она, откинув голову назад, словно хотела вжаться затылком в стену душа.
Как это было необычно, как волнующе – заниматься любовью стоя в мраморном душе, таком горячем, что она едва могла разглядеть своего мужа, делавшего с ней такие чудесные вещи!
– Как ты думаешь, Клей, сколько будет стоить установить в Лонгвуде душ?
Он усмехнулся, нагнулся и поцеловал ее в раскрытые губы, затем сжал твердые ягодицы и вошел в нее всей своей гранитной твердостью.
Когда к обоим одновременно пришла разрядка, они и не думали заглушать стоны экстаза, и лишь после того, как дрожь в ее теле немного унялась, Мэри Эллен, прижавшись спиной к мокрой стене душевой, заскользила вниз. Глаза ее были закрыты, она чувствовала себя слишком утомленной, чтобы шевелиться, так что Клею пришлось осторожно взять ее под руку и помочь встать под струи. Сам он встал позади нее и смыл с нее все остатки их любви.
Теперь оба они стали чисты, как новорожденные, и Клей помог своей молодой жене выйти из душа, а затем вытер их обоих насухо махровыми полотенцами.
Поблагодарив его, Мэри Эллен потянулась за атласной ночной сорочкой и кружевным пеньюаром, который она так тщательно упаковала, чтобы взять в отель.
– Тебе это не понадобится, – со смехом заверил ее Клей.
Внезапно застеснявшись своей наготы, Мэри Эллен прижала к себе сорочку.
– Прошу тебя, – сказала она тоненьким голосом, – в ней я буду лучше себя чувствовать.
– Тогда надень ее, детка. – Клей ласково потрепал ее по щеке. – А когда ты оденешься, мы пойдем на балкон и посмотрим, как садится солнце.
Потом они стояли перед открытым окном и смотрели на зеленые холмы Теннесси. Жаркое августовское солнце уходило за горизонт, оставляя красную дорожку на поверхности реки.
Внезапно Клей вздохнул, словно его широкая грудь не могла вместить всего того почти невыносимого счастья, которое так неожиданно свалилось на него. И тут же подумал о смерти. Его ведь тоже могли убить на войне, как это случилось со многими его товарищами...
Впрочем, все печальные мысли тут же вылетели у него из головы, когда красавица жена обвила руками его обнаженный торс и прижалась к нему щекой.
– Я люблю тебя, – прошептала она, – и не могу представить, что бы делала без тебя.
Его мышцы невольно напряглись.
– Веришь ли, не было такого дня, который бы я прожил, не думая о тебе, не желая тебя, не любя тебя.
– Верю, милый. – Мэри Эллен кивнула. – Со мной было то же. – Она нежно прикоснулась к его лицу: – Обещай, что ты никогда больше меня не покинешь.
Клей невольно вздохнул:
– Этого я не могу тебе обещать, зато обещаю любить тебя всю оставшуюся жизнь.
– И я тебя. – Она снова прижалась щекой к его обнаженной груди.
– А как насчет заката? – Клей наконец улыбнулся, потом осторожно отстранил Мэри Эллен и, подвинув к окну диван с изящно изогнутой спинкой, жестом предложил Мэри ссегь, а потом опустился на диван рядом с ней и, расстегнув крохотные крючки у ворота, удерживающие вместе полы кружевною пеньюара, развел в cтороны невесомую ткань, открыв взгляду сверкающую атласную ночную сорочку цвета шампанского. – Господи, какая же ты красивая! – восхищенно воскликнул он. – И ты моя. Я все никак не могу в это поверить.