13 
— Шучу наполовину, — осторожно добавляет Мэгги.
— Раз так, тогда можешь спокойно идти к своим… — вспыхиваю я.
Мэгги поспешно наклоняется над столом и хватает меня за руку.
— Только не дуйся! И не гони меня. Я здесь, с тобой, значит, хоть и думаю, что не вполне тебе верю, хочу верить… — Она вздыхает и смотрит на меня заискивающе. — Ну? Больше не злишься?
Гляжу на нее сердито, но губы растягиваются в улыбке. Мэгги с преувеличенно шумным вздохом облегчения откидывается на спинку стула.
— И слава богу!
— Ничего-то ты не понимаешь, — бормочу я, качая головой. — А еще называешься лучшей подругой.
Мэгги стучит себя по голове.
— Значит, мне не хватает мозгов. А ты попробуй попонятнее объяснить.
Печально улыбаюсь.
— Не знаю, сумею ли…
Мэгги отодвигает в сторону бокал, как школьница складывает перед собой руки на столе и замирает в ожидании.
— Как только я осталась наедине с собой в тот вечер, когда Дуглас сделал мне предложение, и осознала, что подошла к последней черте… — медленно произношу я, чутко прислушиваясь к собственному сердцу и тщательно подбирая слова, — вдруг почувствовала, как что-то незримое, но всемогущее вокруг меня, точнее наверху, где-то над головой, протестует и требует искать… Бросить на поиски все физические и душевные силы. Длилось это, быть может, несколько мгновений, потом все прошло, и перед глазами возник подернутый туманной пеленой образ Эдвина. А на следующий день…
Мэгги кивает, но теперь в выражении ее лица нет и намека на иронию.
— Ты его увидела.
— Именно! — подтверждаю я. — Тебе не кажется, что все это неспроста?
— А тебе не кажется, что ты приняла за Эдвина кого-то другого? — спрашивает Мэгги.
— Гм… — Качаю головой. — Понимаешь, я узнала его даже не глазами, а сердцем. — Захлестнутая новой волной чувств, прижимаю руку к груди. — И еле довела машину до стоянки — настолько разволновалась!
— А сердце не могло ошибиться?
Не опуская руки, я пожимаю плечами, потом качаю головой.
— Думаю, не могло. С другой же стороны… — поджимаю губы, — кто его знает?
— Хорошо-хорошо, — произносит Мэгги, упираясь ладонями в стол. — Допустим, это был Эдвин. — А может, он перекусил в этом кафе и преспокойно улетел в свой Нью-Йорк? Не исключено, что у него уже есть подруга или даже жена. Да и тогда, три года назад, он вполне мог быть не свободен и просто развеялся с тобой, разогнал семейную тоску, поиграл в любовь с первого взгляда.
Верить в слова Мэгги ой как не хочется. Но в них есть смысл. Молча смотрю на нее и гадаю, за что мне посланы столь изощренные муки.
— Или, может, он решил над тобой пошутить? — развивает свою идею Мэгги. — Об этом ты не думала?
Вместо ответа я тяжко вздыхаю. На циника-шутника Эдвин вроде бы не походил. Но в жизни чего только не случается!
— Что, если, когда ты поехала в отель, он просто-напросто сел в другое такси, проследил за тобой, выждал время, разумеется «безошибочно угадал», где ты поселилась, и нацарапал эту записку, — упоенно продолжает Мэгги. — Потом, чего доброго, еще и пронаблюдал, как ты влетела в тот проклятый бар.
Да уж, размышляю я. Если так, он на славу повеселился. Я явилась мокрой курицей, с окровавленной ногой и неприкрытым ужасом в глазах. Потом чуть ли не час сидела, буравя идиотским взглядом пустое место на столе, даже не подумав для приличия заказать хоть стакан содовой. Удивляюсь, что меня не выставили вон. Наверное, слишком уж жалким был у меня вид.
Неужели действительно вся эта сказочность и неповторимость лишь игра моего живого воображения, прекрасное заблуждение, выдумка? Неужели я напрасно храню глупую записку, вглядываюсь во всякого встречного шатена ростом чуть ниже шести футов?
— Эй, подружка, — ласково и встревоженно бормочет Мэгги, теребя меня за руку. — Твоих слез не стоит даже принц из настоящей сказки!
Мне на запястье, пробежав по щеке, капает теплая слезинка. Черт! Из-за всей этой истории я превратилась в жалкую плаксу.
— Давай-ка уйдем отсюда, — предлагает Мэгги, уже поднимаясь со стула. — Настоящий он, этот твой Эдвин, или плод твоего воображения, в любом случае нельзя допускать, чтобы ты в бессмысленной погоне за ним лишилась рассудка.
Киваю, промокая щеки салфетками.
— Да, ты права. Пора мне повзрослеть и отделаться от дурацких девичьих иллюзий. От них одни страдания.
13 
