Клэр! — думаю я, готовая в эту минуту придушить стерву собственными руками.
Эдвин вздыхает.
— Элисон этого всего не вынесла. Но я чувствую, что мы должны были расстаться.
У меня начинает так сильно кружиться голова, что я, боясь шлепнуться со стула, хватаюсь за стол и переворачиваю тарелку, которая задевает бокал. Он наклоняется, и мне на руку выплескивается вино.
Я не совсем понимаю, что происходит. Вижу, что Эдвин успевает поймать бокал и ставит его на место, но из-за шума в ушах почти не слышу прочих звуков. Возникающий будто из-под пола официант берет тарелку с вывалившейся на стол пестрой кучи и произносит:
— Ничего страшного.
Эдвин прикасается к моей руке и что-то негромко говорит. Смотрю на него, широко раскрыв глаза и не помня о том, что он их видеть не может.
— Снимите перчатку! — почти кричит Эдвин, очевидно догадавшись, что мне не разобрать его слов.
Послушно киваю, смотрю на руку, обтянутую насквозь мокрой потемневшей тканью, стягиваю перчатку и только тут вспоминаю, что именно на этой ладони у меня шрамчик. Испуганно сжимаю руку в кулак, с ужасом смотрю на Эдвина и спрашиваю себя, почему победила не та половина сознания, которая требовала: сию секунду откройся!
Надо что-то предпринять. Исчезнуть отсюда. Объяснимся потом. Кашляю и, не глядя на часы, хрипло говорю:
— Ой, я же совсем забыла вас предупредить. У меня кое-какие дела. Я должна идти.
— Вы так и не поели… — голосом, в котором до боли отчетливо звучит желание задержать меня, произносит Эдвин. — Может, закажем чего-нибудь еще и вы хотя бы полчасика…
— Нет-нет! — восклицаю я, вскакивая с поспешностью, совсем не типичной для несуществующей Кэти Хайленд. — Я пойду… а то опоздаю.
— Мы еще встретимся?! — кричит Эдвин, когда я уже почти бегу к выходу.
— Нет! — бросаю я через плечо, не поворачивая головы.
Выскакивая из ресторана, я в прямом смысле перехожу на бег. Как это смотрится со стороны — дамочка с претензией на экстравагантность, в одной перчатке и несется как ветер, — мне совершенно безразлично. Пролетаю по вестибюлю, выбегаю на улицу, останавливаюсь, перевожу дыхание, оборачиваюсь и несколько мгновений не мигая смотрю на двери гостиницы. Эдвина нет. Он не пустился за мной вдогонку. И не может видеть меня из ресторана — окна смотрят в другую сторону. Выжидаю еще какое-то время, на всякий случай осматриваюсь, пересекаю дорогу и суетливо вхожу в бар, где по моей просьбе меня все это время ждет Мэгги.
Шумно сажусь на стул напротив и, не заботясь о том, наблюдают ли за нами со стороны, сдергиваю с головы осточертевшую шляпу.
— Мэг! Ты не представляешь, просто не представляешь!.. — Суматошными движениями поправляю волосы, сдергиваю очки, кладу их на край стола рядом со шляпой и окидываю и то и другое враждебным взглядом. — Чтобы я еще хоть когда-нибудь! Да ни за что на свете!
Мэгги кивает на мои руки.
— Где вторая перчатка?
— А черт! — Морщусь. — Наверное, я оставила ее там. Ну и бог с ней! Послушай… — Наклоняюсь над столом, хватаю подругу за руки и сжимаю их с такой силой, что она вскрикивает.
— Эй, полегче!
Мэгги высвобождает руки, а я взахлеб принимаюсь рассказывать:
— Представляешь, он не только помнит, но и ищет меня, даже порвал с какой-то там Элисон!
Мэгги переводит взгляд куда-то за мою спину, и выражение ее лица странно меняется, но я не обращаю на это внимания. Во мне все дрожит и клокочет, я чувствую необходимость сию секунду выложить все, что произошло, чтобы впечатления не задушили меня.
— Он верит, как дурак верит…
— Дурак! Очень верно подмечено! — гремит над моим плечом мужской голос.
Я умолкаю больше от того, что в легких недостаточно воздуха, и еще не понимаю, в чем дело. Но мгновение спустя воспроизвожу, что услышала, и в ужасе застываю.
Мэгги смотрит то поверх моего плеча, то на меня и выглядит такой растерянной, какой я, честное слово, не видела ее ни разу в жизни.
Надо повернуть голову, но моя шея будто закостенела. Вокруг галдят и смеются, а наш столик будто выпал из реальности и на минуту попал в зону полного беззвучия и неподвижности.
Мэгги первой приходит в себя.
— Присаживайтесь, — предлагает она, выдвигая свободный стул.
— Спасибо, я постою. — Эдвин делает два шага вперед и оказывается прямо передо мной.
Смотрю сначала на его брюки, потом на темно-лиловую рубашку. Одна пуговка, вторая, третья… Моя отяжелевшая голова поднимается так медленно, что кажется, будто его лица я больше никогда не увижу.