Взрослый человек, он сумел побороть враждебные мысли, обращенные к младшей сестре, но тень враждебности, легшая на душу, пустила корешки. Всеми своими помыслами Юлий сосредоточился на отцовской высказанной, но так и не выполненной воле, которая воплощалась в листке с непонятными письменами. Как минимум их надо было перевести на русский. К решению этой задачи Юлий приступил незамедлительно.
Дальнейшие события разворачивались с такой быстротой, словно ревнивый еврейский бог, уязвленный решением сироты-полукровки, уподобился языческим божествам: принял сторону Юлия. Эти события развернулись в течение недели. Точнее говоря, свернулись в одну неделю, как свиток: время, прошедшее от воскресенья до воскресенья, вобрало их в себя.
Прежде всего Юлий сосредоточился на самом факте: отец написал записку. Непонятно – где? Логика говорила за то, что либо в больнице, либо в санатории. Ни там, ни там ему не с чего было списать. Следовательно, крючковатые знаки он выводил по памяти. Это означало, что его отец знал иврит.
Для Юлия это стало откровением: никогда Самуил Юльевич не упоминал об этом. И вообще о своем интересе к еврейской истории. Похоже, и язык учил втайне.
Такие книги в дедовой библиотеке были. В кабинете, на старой квартире, они занимали нижние полки – справа от дверей. Подростком он однажды наткнулся. Может быть, Юлик не обратил бы внимания, но книги, стоявшие во втором ряду, были повернуты к стене корешками. Он спросил. Отец испугался. Поспешно расставляя по местам, бормотал о том, что книги – старинные, остались от прадеда, написаны не по-русски, никому не нужны, но выбросить – жалко, надо поискать специалистов – скорее всего, в университете.
«Отдал бы с удовольствием. В хорошие руки».
Юлий вспомнил: он еще подумал, что отец говорит, как о щенке.
«Да, вот еще, – вернув книги на место, Самуил Юльевич выпрямился. – Не надо в школе. Молчи. Плохого ничего нет, просто...» – он махнул рукой.
Их домашняя библиотека была многоязычной. Если бы не особое предостережение, скорее всего, Юлик забыл бы мгновенно – старинные книги, написанные на непонятном языке, лежали далеко от его тогдашних интересов, но это запало в душу. Теперь Юлий понимал: запало потому, что отец предостерег. Разговор с отцом, согнувшимся в три погибели, стал первым штрихом, невнятной и ускользающей меткой, с которой началась его взрослая жизнь. В продолжение жизни он – во всяком случае, сознательно – никогда не возвращался к этому разговору. Однако в определенные моменты в нем словно бы начинал дрожать камертон. Этот звук задавал границы существования.
О том, что Вениамин изучает иврит в какой-то тайной группе, Юлий догадывался давно. Конечно, Веня никогда не афишировал, осторожничал, но намеками давал понять. Особой доверительности между ними не было, но в данном случае Юлий надеялся: в прямой просьбе Вениамин не откажет. Собственно, просьба выглядела пустяшной. Юлий прикинул формулировку: дескать, в бумагах деда нашлась записка. Ее содержание интересует, так сказать, по-родственному. В записке есть строка на иврите, нет ли на примете знакомого, который мог бы перевести? Отдать оригинал Юлий побоялся: демонстративное Венькино шутовство наводило на неприятные мысли. Неловкой рукой он переписал на отдельный листок.
Явиться и прямо изложить просьбу? Это Юлий счел неделикатным. Куда вежливее сделать вид, что пришел по другому поводу, записка же вспомнилась к слову, так, между прочим, по ходу дел. В качестве повода пригодились приобретенные книги. С собой Юлий принес все шесть.
Книги передавали из рук в руки, листали восхищенно. «Где взял, где взял? Купил», – Юлий отшучивался. Улучив удобный момент, он подсел к Вениамину.
«Не-е, так, навскидку, не разберу, – увлекшись статьей, приятель забыл о конспирации, – оставь, на досуге погляжу, поразмыслю».
Расходились как обычно – по очереди. Это правило ввел Венька. В реальную опасность никто не верил, но хозяин – барин.
«Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но ваши книги ворованные», – молчаливая девушка, всегда сидевшая в сторонке, догнала Юлия в подворотне. К своему стыду, он не помнил ее имени. Про себя Юлий отметил голос – резкий и немного гортанный.
«С чего вы это взяли?» – он спросил нарочито мягко. «Во-первых, библиотечные штампы...»
Юлий пожал плечами: «Это ничего не доказывает. В известные времена такие книги изымались из библиотек. Как правило, с ними поступали как с ведьмами. Но мог же найтись кто-то... смелый...» – он вспомнил Машу. Сердце стукнуло. «Не мог», – гортанный голос перебил.