Особенно,... 
84 
Выйдя из угла, она направилась в кухню, но остановилась у соседской двери. Осторожными пальцами, как будто пробуя свою будущую судьбу на ощупь, Маша коснулась бумажных ленточек, наложенных крест-накрест. Вот так они придут и опечатают их комнаты – после отъезда. «Нет, – отдернув руку, она сказала громко. – Не дождетесь».
Под шум закипавшего чайника мысли бежали быстрее. Маша вспомнила историю, которую рассказывали по телевизору: ломали старый дом. Рабочие нашли клад – царские золотые монеты. Вот если бы... Во-первых, немцы, от которых осталась мебель с лапами. Мало ли, вдруг какаянибудь семья адвоката... Или промышленника. Судя по обстановке, во всяком случае, не рабочие. Она мечтала самозабвенно. Могло быть и золото. В ссылку не очень-то возьмешь. Во-вторых, Фроська с Панькой. Сколько раз мама говорила: получают две пенсии, а живут на молоке и каше, не иначе копят. Привернув горелку, Маша подкралась к соседской двери и осмотрела печать.
Действуя быстро и ловко, она притащила кипящий чайник и, подставив носик под скрещенные полоски, направила струю. Струйка пара едва теплилась, но и этого хватило – канцелярский клей отмокал на глазах. Маша подцепила отставший уголок, и конструкция повисла на правой створке. Тут в голову влезло стихотворение, которое учили в школе. Про партизана, которого фашисты собирались повесить. Накинули петлю, но веревка лопнула, и партизан, живой и невредимый, рухнул вниз.
- Как и веревка, все у вас гнилое,
- захватчики – я презираю вас!
Бормоча про захватчиков, она сбегала в прихожую за ключом. Один висел под Панькиной вешалкой: жэковская тетка забрала второй.
То, что опечатали жэковские тетки, было смертью. Стоя на пороге, Маша медлила распахнуть. В выморочной комнате было тихо. Поеживаясь, Маша приоткрыла дверь и, проскользнув, захлопнула. Собачка замка хрустнула за спиной.
В комнате припахивало плесенью. Нащупав выключатель, Маша включила свет и осмотрелась. Все оставалось как обычно, только зеркало, висевшее в оконном простенке, завесили белой тряпкой. Скорее всего тряпку набросила мама, когда прибиралась после похорон. Буфет, стол, бумажные иконки. Взгляд скользнул вперед, но вернулся. Прямо перед ней, на широкой буфетной столешнице, темнели два предмета. Больше всего они походили на пирамидки, и, приблизившись, Маша поняла: урны.
Все, что осталось от Фроськи и от Паньки.
Сделав над собой усилие, она взяла пирамидки и поставила на стол.
Пепел.
Пепел Паньки и Фроськи, ненавидевших жидов.
Тех, от кого остались бы горы пепла, если бы его не пустили по рекам, по ветру, по черной земле...
Сняв крышки, Маша смотрела с мучительным любопытством: настоящий человеческий пепел.
То, что скрывалось внутри, выглядело совсем не страшно. Мешочки из грубой ткани. Такие вытаскивают из пылесосов, когда набивается пыль.
«Пыль и пепел... Пыль и пепел...»
Для Паньки их пепел был бы просто пылью. Грязной, как жидовская кровь.
Отец говорил, надо схоронить. Мама собиралась съездить на той неделе.
Маша обернулась к бумажным иконкам и вспомнила про Панькиного бога, который слушал про жидов. Бог, забывший про горы пепла... Панька сказала, к нему надо являться в теле. К богу, забывшему про голые тела...
«Ничего, – она бормотала, – это мы еще посмотрим... Еще поглядим, кто кого...»
Распахнув створку, она шарила в одежном шкафу. Под руки попадались какие-то тряпки. Она рылась упорно и торопливо.
В коридоре послышались голоса. Маша затаилась. Если услышат, придут и закатят скандал. «Завтра, когда никого не будет...»
Родительские голоса стихли. На цыпочках она пробралась в кухню и огляделась. Под плитой стояло ведро. В ведре был песок, много, почти до половины. Когда-то давно мама пересаживала фикус. Панька советовала высыпать на дно.
Она взялась за дужку и поволокла в комнату. Панька, ненавидевшая жидов, нарвалась сама. «Думала, сойдет с рук... Думала...»
Маша расстелила газету и высыпала песок.
«Ножницы и иголка... Где же?.. – она выдвигала скрипучие ящики, забитые старушечьим хламом. – Думала, за жидов – некому. Думала, никто не заступится... Думала... Вот. Теперь – распороть».
Пальцы двигались быстро и ловко. Набив песком, она зашила через край. На всякий случай: вдруг родители решат заглянуть.
Оглядев, Маша осталась довольна. Урны темнели на буфете. Ведерко вернулось под плиту.
84 
