18
Майкл Фоссет
Странные все-таки существа люди. Они ценят лишь то, что теряют, но постоянно настаивают на своей разумности. Однако только совершенно безмозглый человек может быть настолько слеп и глух ко всему, что происходит вокруг него… Есть ли нужда уточнять, что этот человек – я? Я был так увлечен своей любовью к Селин, что не заметил, как в мое сердце вошла Вероника. Я уверял себя, что поступаю благородно, отказываясь от Селин ради Вероники. Истинный джентльмен всегда хранит верность своему слову. Тьфу. Я не истинный джентльмен. Я истинный дурак.
Только дурак мог так долго гоняться за химерой. Я два с лишним года уверял себя, что люблю Селин Дарнье, и наконец полностью поверил в это. Только дурак мог не почувствовать, что от этой любви остались одни клочки.
Любовь по привычке, вот как это называется. Я закрывался от Вероники всеми возможными ширмами, я возводил между нами крепости и рыл овраги. Я говорил себе, что меня рядом с ней держит долг, ответственность, жалость, в конце концов! Даже когда наши отношения перестали быть платоническими, это не раскрыло мне глаза.
Мне нужно было увидеть, как она убегает от меня в церкви, чтобы понять, каким я был дураком!
Она отпустила меня, освободила мне путь к Селин. Теперь я мог спокойно уехать, и никто не посмел бы меня обвинить. Я был абсолютно чист. По крайней мере, в глазах общества. Ведь это Вероника бросила меня, а не я ее. Я должен был радоваться, должен был благодарить Веронику за ее мужественную жертву.
Но мне хотелось рвать на себе волосы и проклинать собственную слепоту. Потому что Селин Дарнье на самом деле не интересовала меня. Потому что если бы Вероника сейчас вернулась…
Черт. Я очнулся от ступора и бросился ей вдогонку. Не только я, конечно, но и ее отец и кто-то еще. Я не обращал ни на кого внимания. Все равно, что скажут и подумают люди. Я должен догнать Веронику, объяснить ей…
Но я опоздал. Она уезжала, окончательно и бесповоротно. Ей не нужны были мои слова и объяснения. Она приняла очень серьезное решение и выполнила его, не дрогнув. Вероникой можно было только восхищаться…
– Что она себе позволяет, нахалка! – воскликнул у меня над ухом ее отец.
– Вероника тут ни при чем, – машинально ответил я. – Во всем виноват я.
Но мистеру Маунтрою было не до подробностей. У него были более насущные дела – объясниться с гостями, извиниться, отправить всех обратно. Я находился рядом с ним, но едва сознавал, что делаю. На меня бросали сочувственные и любопытные взгляды, а мне хотелось крикнуть, что я не заслужил соболезнований. Я сам отказался от Вероники, и мне некого винить…
Я уехал домой, не дожидаясь, пока Маунтрой потребует от меня объяснений. Ему все расскажет Вероника. И про мои отношения с Селин, и про то, как она увидела нас в церкви. При мысли о Селин я чувствовал почти физическую боль. Женщина, которую я совсем недавно боготворил, была мне отвратительна теперь. Какое право она имела вмешиваться в мою жизнь? Мужчины для нее не больше чем игрушки, а любовь – пустячная забава. Ей было невыносимо видеть меня с другой женщиной, и она начала за мной охоту. А я пошел у нее на поводу…
Все в моей квартире напоминало мне о Веронике. Вот ее любимая чашка, которую она однажды чуть не разбила. А вот мягкий плед, в который она всегда заворачивалась, когда было холодно. Здесь она любила сидеть, подогнув ноги, а на этом стуле обычно лежала ее одежда… Удивительно, сколько мелочей неосознанно удерживает память. Я повсюду видел ее и слышал ее голос, беззаботный смех. Как я был глуп и самонадеян! Я принимал ее любовь как должное…
А сколько всего бедной девочке пришлось вынести из-за меня! Она первая призналась мне в любви, потому что я, слепец и дурак, в упор не замечал ее. Она мирилась с моей холодностью и недостатком внимания. Она никогда не упрекала меня, если я предпочитал одиночество ее обществу. Она перенесла нашу первую встречу с Селин, она поверила мне, когда прочитала ту ужасную статью в «Дейли миррор»… И все это для того, чтобы на собственной свадьбе увидеть, как жених целует другую женщину.
Что Вероника думала, когда шла ко мне под руку с отцом? Я только что был с Селин, а теперь стою у алтаря и собираюсь жениться на ней… Должно быть, она решила, что я женюсь на ней исключительно из жалости. Но ей не нужны были одолжения, и она сбежала…
Сам того не желая, я много чего натворил. И разбираться с этим должен был я сам…