Особенно,... 
26 
— Знаешь, — сказал он, — большинство людей на твоём месте забормотали бы нечто вроде: «О нет, старина, у тебя еще целая вечность впереди, скоро ты будешь в норме, в тебе ещё столько жизни!»
— Знаю, сэр, но я ведьма, сэр.
— И это, в данном контексте, значит..?
— Что я стараюсь не говорить неправды, сэр.
Старик шевельнулся в кресле, внезапно посерьёзнев.
— Когда придёт мое время… — начал он и замолк.
— Могу побыть с вами, если желаете, сэр, — предложила Тиффани.
Казалось, Барон вздохнул с облегчением.
— Ты когда-нибудь видела Смерть?
Этого она ожидала и была готова.
— Обычно его просто ощущаешь, сэр, но я дважды видела его во плоти, если так можно выразиться, потому что плоти нет и следа. Он выглядит, словно скелет с косой, сэр, в точности, как в книжках… фактически, я полагаю, его облик таков именно потому, что он такой в книжках. Он вежлив, но весьма настойчив, сэр.
— Да уж, не сомневаюсь! — старик помолчал немного, а потом продолжил: — Он… ничего такого не упоминал, ну, как там всё устроено, в загробном мире?
— Упоминал, сэр. Кажется, там нет горчицы, и всяких маринадов тоже, сэр.
— Неужели? Вот это жаль. Чатни, полагаю, тоже ожидать не приходится?
— Я, знаете ли, не слишком углублялась в кулинарные вопросы, сэр. У него очень большая коса.
Тут в дверь постучали, и голос мисс Скряб громко спросил:
— У вас всё хорошо, сэр?
— Я тип-топ, дорогая мисс Скряб, — не менее громко ответил Барон, потом понизил голос и заговорщически прошептал: — Мне кажется, наша мисс Скряб недолюбливает тебя, милая.
— Она полагает, что я негигиенична, — ответила Тиффани.
— Никогда толком не понимал всю эту ерунду насчёт гигиены.
— О, это легко, — ответила Тиффани. — Просто я сую руки в огонь при каждом удобном случае.
— Что? Суёшь руки в огонь?
Тиффани немедленно пожалела, что упомянула об этом; стало ясно, что старик теперь не отстанет, пока не увидит всё своими глазами. Она вздохнула и подошла к очагу, по пути вынув из подставки большую железную кочергу. Впрочем, она была вынуждена признаться сама себе, что любит порой демонстрировать этот фокус, а барон был чрезвычайно благодарной аудиторией. Стоит ли ей делать это? Ну что же, фокус не слишком сложный, боль хорошо сбалансирована, а старику недолго уже осталось.
Она достала ведро воды из небольшого колодца, расположенного у дальней стены комнаты. В колодце было полно лягушек, и в ведре, соответственно, тоже, но она милосердно выловила их и бросила обратно. В ведре не было особой необходимости, просто часть представления. Тиффани театрально кашлянула.
— Видите, сэр? Тут у меня одна кочерга и одно ведро холодной воды. А теперь… я беру кочергу в левую руку и сую правую прямо в огонь, вот так.
Барон задохнулся от изумления, увидев, как языки пламени лижут её руку, а кончик кочерги начинает наливаться красным светом раскалённого металла. Убедившись, что Барон должным образом впечатлен, Тиффани сунула кочергу в ведро, из которого с шипением вырвались клубы пара. Потом она встала перед Бароном и показала ему совершенно невредимые руки.
— Но я видел пламя, охватившее руку! — сказал Барон, широко распахнув глаза. — Прекрасно! Отлично! Это какой-то фокус, да?
— Скорее, особый навык, сэр. Я сую руку в огонь и посылаю жар в кочергу. Просто перемещаю его. Огонь вокруг ладони объяснить легко: это сгорают омертвевшие частицы кожи, жир, и те маленькие невидимые кусачие твари, что живут на руках негигиеничных людей… — она замолкла на секунду. — Что с вами, сэр? — Барон молча таращился на неё. — Сэр? Сэр?
Старик заговорил, словно читая невидимую книгу:
— Зайчиха мчится, огня не боится. Зайчиха мчится, огня не боится. Огонь горит, но ей не вредит. Огонь горит, но любит её и ей не вредит. Зайчиха мчится, огня не боится. Огонь её любит, она свободна… Господи, я вспомнил! И как я мог забыть? Как я посмел забыть? Я ведь обещал себе помнить вечно, но время шло, так много дел, так много других воспоминаний, всем нужно твоё время и твоя память. И вот, ты забываешь важное, забываешь что-то настоящее.
Тиффани с изумлением смотрела, как по его лицу катятся слёзы.
— Я всё помню, — пробормотал он, всхлипывая, — Я помню жар! Я помню зайчиху!
В этот момент дверь распахнулась от удара, и в комнату ворвалась мисс Скряб. Всё произошедшее потом заняло едва ли секунду, которая показалась Тиффани целым часом. Сиделка взглянула на неё, с кочергой в руке, потом на старика в слезах, потом на облако пара, потом снова на Тиффани, которая уже выпустила кочергу, потом снова на старика, потом опять на Тиффани, и в этот момент кочерга упала на пол с громким бряк! И этот звук, казалось, заполнил весь мир. А потом мисс Скряб сделала глубокий вдох, словно кит, собравшийся нырнуть на дно океана, и заорала:
26 
