Она быстро отдернула руку, как будто цветок был ядовитой змеей и мог укусить ее.
«Он приходил в дом, – снова подумала она. – А на кухне была бабушка. Одна». Дрожащая рука потянулась к висевшему на поясе ножу и со свистом выхватила его из кожаных ножен. Оливия молча пошла к двери.
Она больше не беспомощный ребенок и может защитить тех, кого любит.
«Конечно, сейчас его здесь нет. Он давно ушел». Оливия пыталась убедить себя с помощью логики, но все еще ощущала вкус страха.
Она выскользнула в коридор, прижалась спиной к стене, напрягла слух и сжала в ладони горячую рукоять ножа. Она осторожно двигалась от комнаты к комнате, как будто шла по следу оленя. Пристально осматривала каждую, пытаясь заметить малейшее изменение, уловить чужой запах. Возле двери на чердак у нее подогнулись колени.
«А вдруг он прячется там, где заперта память? Вдруг знает, что все драгоценные воспоминания о матери тщательно хранятся за этой дверью?»
Она представила себе, что поднимается по ступеням. Старое дерево предательски поскрипывает под ее ногами. И видит его, стоящего над сундуком с откинутой крышкой. В душном, спертом воздухе распространяется запах матери.
В его руке окровавленные ножницы, с отцовского лица смотрят безумные глаза чудовища.
Когда дрожащие пальцы Оливии коснулись круглой ручки, она почти желала, чтобы так было. Она бы подняла нож и вонзила его в чудовище. Так же, как когда-то оно вонзило концы ножниц в спину ее матери. И прикончила бы его.
Но ее ладонь бессильно лежала на ручке, лоб прижался к филенке. В первый раз она хотела заплакать и не могла.
Услышав на проселке звук автомобильного мотора, она задвинула засов и заставила себя добраться до окна.
Приступ страха, охвативший ее при виде незнакомой машины, сменился облегчением, когда она увидела выбравшегося наружу Ноя. Она схватилась за подоконник и обвела взглядом деревья, отбрасывавшие длинные тени.
«А вдруг он там? А вдруг следит?»
Оливия подумала о бабушке. Нет, нет, она не будет ее пугать. Она справится с собой. Она спрятала нож, но для страховки не стала застегивать ножны.
Затем снова прислонилась к стене и сделала несколько медленных вдохов и выдохов. Услышав на лестнице шаги Ноя, она вернулась в коридор.
– Похоже, она начинает менять гнев на милость. Спросила, люблю ли я свиные отбивные.
– Поздравляю. – Надо же, какой твердый у нее голос. Какой спокойный… Она протянула руку и взяла у него чемоданчик с портативным компьютером. – Комната для гостей здесь. Там есть отдельная ванная.
– Спасибо. – Он вошел следом, осмотрелся и поставил сумки на кровать. – Тут намного симпатичнее, чем в лагерной палатке. Кстати, как ты думаешь, кто здесь?
– Здесь?
Услышав ее срывающийся голос, Ной прищурился.
– Лив, что случилось?
Она покачала головой и опустилась на край кровати. Минутку, только минутку…
– Кто здесь?
– Мои родители. – Присмотревшись внимательнее, Ной сел рядом и взял ее за руку. Та была влажной и холодной.
– Фрэнк? Фрэнк здесь? – Она повернула кисть и сжала его ладонь как в тисках.
– На базе, – медленно сказал Ной. – Они заказали номер заранее. Говори, что случилось.
– Скажу. Фрэнк здесь. – Она уронила голову Ною на плечо. – Я просила его приехать. Когда я была в Лос-Анджелесе, то пришла к нему домой и спросила, не сможет ли он приехать. Значит, он смог.
– Ты много значишь для него. Так было всегда.
– Знаю. Это замкнутый круг. Мы продолжаем бродить по нему и не сможем остановиться, пока все не кончится. Он был в доме, Ной.
– Кто?
Оливия выпрямилась. Хотя ее щеки были по-прежнему бледны, но глаза смотрели спокойно.
– Мой отец. Он был в доме.
– Откуда ты знаешь?
– На моей кровати лежит роза. Белая роза. Он хочет сказать, что вернулся.
Ной не пошевелился, однако его темно-зеленые глаза стали холодными и решительными.
– Побудь здесь.
– Я уже смотрела. – Она вцепилась в его руку. – Осмотрела весь дом. Кроме чердака. Я не смогла туда войти, потому что…
– И правильно сделала, черт побери. Посиди здесь или спустись вниз, к бабушке.
– Нет, ты не понял. Я не смогла подняться, потому что хотела, чтобы он оказался там. Хотела подняться и убить его. Убить своего отца. Господи помилуй, я видела, как вонзаю в него нож. То, как его кровь течет по моим рукам. Я хотела этого. Хотела. Кто я после этого?
– Человек, – бросил он, и это слово прозвучало как пощечина.