Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
106 
У Вулфа едва хватило сил оторвать Джессику от своего тела и погрузить язык в ее рот. Он вкусил ее и застонал, как если бы его рвали на части.
Подергивание и содрогание мужской плоти в ее руке привело Джессику в состояние трепета. Она почувствовала обволакивающее шелковистое тепло разрешившегося напряжения и поняла, что прикасается к началу самой жизни. Она стала исступленно целовать Вулфа, страстно желая, чтобы эта жизнь началась в ней.
— Я не хотел так шокировать тебя, — сказал он, когда наконец сумел вздохнуть. — От твоего рта — там — я потерял контроль над собой.
— Но ты нисколько меня не шокировал.
— Как бы не так… Ты, кажется, попробовала меня на вкус.
— Да! — горячо зашептала Джессика. — И это было чудесно! По вкусу ты напоминаешь слезы, только шелковистей и таинственней.
Ее слова перевернули душу Вулфа, обновив его за одно мгновенье.
— Благодаря тебе я стал другим, эльф, — признался он хрипло. — Но я хочу отплатить тебе той же монетой.
Джессика поняла его лишь тогда, когда почувствовала, как он втянул ртом маковку ее груди, а рука его скользнула вниз в поисках лепестков цветка, который раскрывался только для него. Она была податливой, знойной, жаждущей, поскольку, лаская его, она возбудилась до предела. Первое прикосновение его пальцев к лепесткам цветка заставило Джессику задохнуться, второе — вскрикнуть. Третье прикосновение породило тепло, которое разлилось и обволокло обоих.
Четвертое подарило ей солнце.
16
Хотя выражение лица Вулфа было довольно суровым, когда он входил в дом, вид жены, разливающей в миски суп, подействовал на него благотворно. Медленная, мужская улыбка, которой он одарил ее, снимая кожаные рабочие рукавицы, сказала Джессике, что он помнит, что произошло между ними на заре три дня назад и затем повторялось каждую ночь.
Принимая миску из рук Джессики, Вулф незаметно положил ладони на тыльную сторону ее пальцев. Поскольку здесь были другие люди, он не наклонился к ней для поцелуя. Однако ему очень хотелось это сделать, и по ее прерывистому дыханию он понял, что она хочет того же.
— Как поживает маленький мужчина? — спросил Вулф, поворачиваясь к Виллоу, чтобы губы Джессики не искушали его.
Виллоу занималась ответственным делом: она купала малыша, который, кажется, получал немалое удовольствие от теплой ванны и прикосновения материнских рук.
— Этан Калеб Блэк поживает отлично, — ответила с улыбкой Виллоу
— Этан, говоришь? Значит, определились наконец.
— Так звали отца Калеба.
— Традиция, — сказал Вулф. Он одобрительно взглянул на Виллоу. — А ты не слишком быстро поднялась и принялась за работу?
— Валяться в постели — удел больных. А я здорова.
Нахмурившись, Джессика оторвалась от противня с кукурузным хлебом.
— В Англии женщина соблюдает особый режим несколько недель после родов.
— Экие неженки, — отреагировал Вулф. В его голосе прозвучало нескрываемое отвращение к аристократам Великобритании. — И ведь бесполезные, как соски у борова.
Виллоу просто сказала:
— Чем дольше ты пролежишь в постели, тем слабее будешь, когда поднимешься.
— Ты выглядишь утомленной, — возразила Джессика.
— Я была бы еще больше утомлена, если бы не Калеб Он помогает мне во всем. — Она подняла малыша и, продолжая разговор, завернула его в мягкую фланелевую пеленку. — Этан и я славно поспали сегодня утром… Правда же, кнопка? А после ленча мы еще поспим.
Вулф молча покачал головой, но в этом чувствовалось скорее восхищение, чем несогласие.
— Калеб, должно быть, родился под счастливой звездой если встретил тебя. Даже под несколькими.
Джессика наклонилась над противнем с хлебом, положила на него чистое полотенце, чтобы не уходило тепло. Впрочем, это было не так уж и необходимо, но зато давало ей возможность скрыть лицо, пока она не сможет овладеть собой. Даже зная, что Вулф не хотел нанести ей обиду, она не могла не испытывать горечи.
Она начала надеяться, что Вулф признает их брак. После той ночи, когда Вулф узнал, почему она боялась замужества и родов, он стал ее заботливым и предупредительным другом. Он был также сдержанным, щедрым учителем древнего искусства любви.
Но сейчас Джессика поняла, что он не воспринимает ее в качестве жены. И, вероятно, не воспримет. Презрение к аристократам у него было глубоко в крови.
106 
