Особенно,... 
67 
«Ты проклянешь день, когда обманом завлекла меня в этот брак. Есть вещи и похуже, чем ласки дикаря. И о них ты тоже непременно узнаешь».
Сейчас, пусть и слишком поздно, Джессика поверила Вулфу. Пусть и слишком поздно, но она поняла, что впредь ничто не встанет между ней и ветром.
— Где болит? — нетерпеливо переспросил Вулф.
— Нигде.
Вулф резко поднял голову. Он никогда раньше не слышал от Джессики такого тона, такого неэмоционального и немузыкального звука. И такими же были ее слова.
— Я видел, как ты хромала.
— Не имеет значения.
Вспышка раздражения в глазах Вулфа сменилась беспокойством.
— Джесси!
Погруженная в размышления, связанные со своими ужасными открытиями, Джессика не слышала Вулфа и не реагировала на его обращение. Он поколебался, затем стал ощупывать мягкую кожу ботинка Джессики. Ему показалось, что она дернулась, когда он нажал на лодыжку, но уверенности у него не было.
— Ты можешь ехать? — спросил ой, отступая назад.
— Я еду…
В словах Джессики не было поддразнивания, а была лишь констатация факта, ибо в тот момент она сидела на лошади.
— Джесси, что с тобой?
Она смотрела мимо него, сквозь него, видя только пустоту, слыша низкий, торжествующий крик ветра.
Быстро, даже раздраженно, Вулф подтянул выше правое стремя. Однако приспособить его так, чтобы доставала изящная ступня, он не мог.
— Ах ты… — раздражаясь, крепко выругался Вулф.
Если Джессика и слышала его, она ничего не сказала.
Порыв ветра донес звук конского топота. Вулф поднял голову, увидел появившийся силуэт Рейфа и вернулся к стремени, чтобы опустить его до прежнего положения.
Тропа, по которой проехал Рейф, поведала ему обо всех происшедших событиях. Он видел лошадь Джессики, упавшую на колени, девушку, летевшую кувырком по склону, глубокие следы кобылы Вулфа, скачущей вниз… Бледное лицо Джессики и сурово сжатый рот Вулфа досказали остальное, хотя оставались вопросы.
— Она повредила что-либо? — спросил Рейф.
— У нее болит лодыжка, но гордость не позволяет ей принять помощь.
Рейф взглянул на Джессику. Она не заметила его взгляда. Как не замечала ничего вообще. Ее оцепенелость заставила Рейфа в тревоге прищуриться. Ему уже случалось видеть людей в таком состоянии, до которого их доводили либо боль, либо голод, либо война.
— Она выдохлась, — сказал Рейф. — Позади, в миле отсюда, была хорошая площадка для бивака.
Снова закружила метель, закрыв белой пеленой холодную
землю.
— Мы едем через Великий Водораздел. — Вулф сел в седло позади Джессики. — Проследите, чтобы Туспот не потерялся. Вьючные лошади приучены следовать за ним.
Пришпорив лошадь, он пустил ее рысью. Мужская рука обвилась вокруг Джессики, придерживая ее. Ее тело напряглось, но она не издала ни звука. Она все глубже уходила в себя, ища выхода из западни, в которую она вовлекла себя и Вулфа
Она не придумала ничего, кроме того, что нужно терпеть и затем снова терпеть.
«Я не могу».
И молиться, чтобы Вулф изменился, потому что у нее нет сил выносить его жестокость.
«Я не могу. Надо. Я должна быть сильной. Всего лишь немного. Несколько минут».
Минуты прошли.
«Еще несколько минут».
Когда и эти минуты канули в вечность, Джессика попросила себя потерпеть еще несколько минут, затем еще несколько, пока не прошли полчаса, час, затем два часа… три…
Медленно-медленно она превозмогала себя, училась одна, без Вулфа в качестве талисмана, выживать среди ветра, приносящего кошмары и мрачные, мучительные воспоминания.
10
— Вулф, не могу поверить, что это ты! Калеб говорил, что перевалы были под снегом после бури.
При звуках грудного контральто, принадлежавшего Виллоу, губы Джессики горестно сжались. Это нужно было предвидеть: образцово-добродетельная жена обладала красивым голосом. С мрачным лицом Джессика ожидала, когда же она сможет увидеть этот эталон совершенства; однако, хотя Виллоу и отошла на шаг от двери, ее еще скрывала густая тень крыльца
— Представь себе, это я, — ответил Вулф, широко улыбаясь. Он спешился, в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние и раскрыл руки для объятий — И привез тебе подарок!
— Видеть тебя — уже большой подарок, — сказала она, смеясь и протягивая вперед руки.
Нескрываемая нежность в голосе и лице Виллоу была под стать радости Вулфа, заключившего ее в дружеское объятие. Ревность, смешанная с отчаянием, пронзила Джессику, и это поразило ее, ибо она полагала, что впредь ее будет волновать лишь черный ветер.
67 
