Она вернулась в строй.
«Увы, как я и подозревала, она совершенно сумасшедшая», – вздохнула МДА-802.
«А мы-то надеялись, что она нас спасет», – подумала вся бригада.
Даже ЭРЖ-327 дрогнул: «Она великолепна. Но можно быть великолепной и ошибаться».
Здена была сражена.
Панноника провела день в безмятежном спокойствии.
* * *
СМИ взвыли, сообщения сыпались одно за другим, в оценках чувствовалась растерянность.
Один из вариантов, многократно повторенный, возобладал над массой противоречивых версий: «Она вообразила себя Христом».
Вечером во всех газетах прошла та же информация: «Заключенная Панноника выступила сегодня утром с обращением к публике и решительно потребовала от зрителей „Концентрации“ единогласно вынести ей смертный приговор. Она недвусмысленно объявила себя искупительной жертвой, сказав, что для публики это единственная цена прощения».
Радио и телевидение, не столь щепетильные, как печать, предположили, что Панноника подвинулась рассудком.
Вечером за столом царило тягостное смущение.
– У нас, надо полагать, Тайная вечеря? – сказала МДА-802.
Панноника рассмеялась и вытащила из кармана шоколад:
– Она взяла шоколад, преломила и, раздавая ученикам, сказала: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое».[4]
– Он не так трясся над своим телом, – съязвил мужчина, который ее ненавидел.
– Поэтому я не Он, и вы не Иуда, который был трагическим и необходимым персонажем.
– Но Он хоть спасал людей!
– Вы обвиняете меня в том, что я не Христос? Фантастика!
– Не далее как вчера вы обещали, что никто из нас не умрет! – возмутился мужчина.
– Так оно и будет.
– И как же вы это сделаете? С того света, что ли, нас станете защищать? – спросил он.
– Не торопите события. Я еще не умерла.
– Ваше требование могут запросто выполнить. У вас есть дар убеждения, знаете ли.
– Я и рассчитываю, что его выполнят.
– Как же вы тогда спасете нас? – взвился он.
– Спасение как шоколад: оно вам положено, верно?
– Хватит умничать, – сказал мужчина. – Понятное дело, наши души не такие возвышенные, как ваша. Однако любой из нас на вашем месте согласился бы на предложение Здены, чтобы спасти остальных.
– Вы бы согласились и за куда меньшую цену, – отозвалась Панноника.
МДА-802 чуть заметно вздрогнула.
– Ну да, – продолжал мужчина, ничего не поняв. – Мы простые люди, человеки, и знаем, что приходится иногда пачкать руки.
– Руки? – переспросила Панноника, подчеркивая несуразность сказанного. – Я предпочла бы не слышать, что бы вы сделали на моем месте. На моем месте – только я одна, никто на место другого встать не может. И когда кто-то ради вас идет на смертельный риск, на который сами вы не способны, не воображайте, будто можете его понять, и уж тем более судить.
– А кстати, зачем идти на риск? – перебила МДА-802. – То, что предлагает Здена, ничуть не опасно.
– Я бы навсегда утратила уверенность, что в этой сфере жизни мое желание – единственный закон. Больше мне нечего добавить, – заключила Панноника.
ЭРЖ-327, сидевший до сих пор как в столбняке, наконец заговорил:
– Вы знаете, до какой степени я разделяю ваши взгляды, Панноника. Но, когда вы сегодня утром сделали свое заявление, мне стало страшно. Я ужасно боюсь и впервые не могу вас понять.
– Единственное, о чем я прошу как о последней милости, это поговорить о чем-нибудь другом.
– Как мы можем говорить о другом? – воскликнул ЭРЖ-327.
– Тогда я оставляю за собой право молчать.
В полночь, не договариваясь, Здена и Панноника встретились.
– Ты знаешь, что тебя ждет? Ты знаешь, как это происходит, приведение приговора в исполнение? Ты знаешь, что будет с твоим маленьким хрупким телом?
Панноника заткнула уши и подождала, пока губы Здены перестанут шевелиться.
– Если я завтра умру, это будет ваших рук дело. Если я завтра умру, вы каждый день будете говорить себе, что обрекли меня на смерть только за то, что я вас отвергла.
– Неужели я настолько непривлекательна?
– Вы не более и не менее привлекательны, чем другие.
Здена просияла, как будто услышала комплимент. Панноника поспешила добавить:
– Зато методы, к которым вы прибегаете, в моих глазах лишили вас привлекательности навсегда.
– Навсегда?
– Навсегда.