– В нашем уговоре не меняется ничего.
– Ничего?! Надувательство! Вроде бы хвалишь, а на самом деле дурачишь!
– Ничего подобного. Я полностью придерживаюсь своих слов.
– Что ты плетешь?
– Вы совершили подвиг. Вы героиня. Так будьте же на высоте и во всем остальном.
– Издеваешься!
– Наоборот! Я безмерно вас уважаю, не разочаровывайте меня.
– Решила взять меня голыми руками?
– Интересно, кто из нас решил? Я с самого начала была честна с вами.
– Я сотворила чудо и, по правде сказать, рассчитывала на то же с твоей стороны.
– Так вот оно, чудо! Мое презрение исчезло. Вы были, простите, полным ничтожеством, а теперь – лучшая из лучших.
– Хватит! Что ты придумываешь? Я не стала другим человеком, я все та же Здена, которая охотно согласилась играть роль надзирательницы.
– Нет. Вы внутренне изменились, и очень глубоко.
– Ошибаешься! Я проделала все это только затем, чтобы заарканить тебя. Плевать мне, достойный я человек или нет. Единственное, что для меня важно, это ты. Я какая была, такой осталась.
– Вы жалеете, что поднялись на миг до настоящего героизма?
– Нет. Но не думала, что все будет бесплатно.
– Так это и есть подвиг: его совершают бесплатно.
Здена продолжала шагать, уставившись на дорогу.
* * *
Они шли по безлюдным заброшенным землям. Где-то посреди Европы. Шли долго. По пути им попалось селение.
– Идем на станцию. Сядешь там на поезд и поедешь домой.
– У меня нет денег.
– Я куплю тебе билет. Не хочу больше видеть тебя. Для меня это мука. Тебе не понять.
В кассе Здена купила Паннонике билет. Проводила ее на перрон.
– Вы спасли нам жизнь. Спасли человечество, вернее, то, что от него еще осталось в этом мире.
– Ладно, не стоит благодарности.
– Еще как стоит! Я безмерно вам благодарна и восхищена вами. Мне просто необходимо это высказать, Здена. Встреча с вами – самая важная в моей жизни…
– Постой, как ты сказала?
– Встреча с вами – самая важная в моей жизни…
– Нет. Ты назвала меня по имени.
Панноника улыбнулась. Она посмотрела ей прямо в глаза и произнесла:
– Я никогда не забуду вас, Здена.
Та словно пошатнулась.
– А вы меня по имени так и не назвали, вот что я еще хотела сказать.
Здена вдохнула побольше воздуху, устремила взгляд в глаза девушки и выпалила, словно бросилась в бездну:
– Я счастлива знать, что ты существуешь, Панноника.
Из того, что почувствовала в тот момент Здена, Панноника увидела лишь неописуемой силы волну, которая пробежала по телу ее спасительницы. Она вошла в вагон, и поезд тронулся.
Потрясенная Здена пошла дальше куда глаза глядят. Мысли ее были поглощены случившимся.
Вдруг она заметила, что все еще машинально продолжает нести фальшивый «коктейль Молотова».
Она села на краю дороги и принялась рассматривать одну из бутылок на свет. «Бензин и вино – две несмешивающиеся жидкости. И что бы ни произошло, одна всегда будет наверху, другая внизу – это мне кое-что напоминает. И не важно, кто из нас двоих вино, а кто – горючее».
Она поставила бутылку на обочину и почувствовала, как ее захлестывает горечь. «Ты ничего не дала мне, ничего, и я так страдаю! Я тебя спасла, а ты бросила меня подыхать с голоду! Этот голод будет длиться до самой моей смерти! По-твоему, это справедливо?!»
Она схватила бутылки и в ярости стала швырять их об дерево. Бутылки разбивались одна за другой, жидкости выливались, по-прежнему не смешиваясь, но Здена вдруг увидела, как бензин и вино утекают в одну и ту же землю. Ее это привело в несказанный восторг, она ликовала, словно на нее снизошло озарение: «Ты дала мне то, что лучше всего на свете. Никто никогда не давал столько ни одному человеку!»
* * *
Вновь придя в Ботанический сад, где началась вся эта история, Панноника заметила сидящего на скамейке ЭРЖ-327. Он явно поджидал ее.
– Как вы меня нашли?
– Палеонтология…[6]
Она не нашлась что ответить.
– Мне очень нужно, чтобы вы узнали: меня зовут Пьетро Ливи.
– Пьетро Ливи, – повторила она, сознавая важность сказанного.
– Я неверно судил о Здене. Правы были вы. Но главная заслуга в том, что произошло, принадлежит вам: вы и только вы сумели заставить ее переродиться.
– Откуда вы знаете? – спросила она с легким раздражением.
– Знаю, потому что все это пережил и все видел. И я был тем более несправедлив, что у нас со Зденой есть нечто общее. Как и она, я постоянно думаю о вас.
Она присела на скамейку. Внезапно ей стало хорошо, оттого что он рядом.
– Вы тоже нужны мне, – сказала она. – Меня теперь от людей отделяет пропасть. Они не знают, не понимают. Я просыпаюсь по ночам от дикого страха. И еще меня часто мучает стыд, оттого что я выжила.
– Я как будто слышу себя.
– Когда чувство вины становится невыносимым, я вспоминаю Здену, чудо, которое она совершила. И говорю себе, что должна быть достойна ее, достойна того подарка, который она мне сделала.
Пьетро Ливи нахмурился.
– Я изменила свою жизнь после встречи со Зденой, – продолжала она.
– Бросили изучать палеонтологию?
– Нет, надо доводить начатое до конца. Но теперь, встречая нового человека, я всегда спрашиваю, как его зовут, и громко повторяю имя вслух.
– Понимаю.
– Но это не все. Я хочу сделать людей счастливыми.
– Ах, – вздохнул Пьетро Ливи, опечалившись при мысли, что несравненная Панноника решила посвятить себя благотворительности. – Что это значит? Вы станете попечительницей богоугодного заведения?
– Нет. Я учусь играть на виолончели.
Он с облегчением рассмеялся.
– На виолончели! Здорово! А почему на виолончели?
– Ее звук больше всего напоминает человеческий голос.