Она моргнула и подняла голову. Глаза ее уже привыкли к темноте, и Энни четко видела Чейза, который сидел в кресле и смотрел на нее.
– Ни о чем, – быстро ответила она. – Мне просто любопытно, удавалось ли мистеру Танаке когда-нибудь заснуть на этой кровати. У меня такое ощущение, что матрас набит стальными опилками.
Чейз засмеялся.
– Добро пожаловать в камеру ужасов. А что, президент Кеннеди действительно сидел в таком кресле, чтобы облегчить боль в спине?
– Не думаю, что он пытался использовать его вместо кровати, – ответила Энни, улыбаясь.
– Поэтому и стал президентом. Умный парень.
Энни засмеялась. Ее смех был таким искренним и звонким, что заставил его тоже улыбнуться. Когда-то они часто смеялись вместе. Не над чем-нибудь особенным, просто над рассказами друг друга или над тем, что видели.
Было приятно рассмешить ее снова. Сегодня его радовало все, даже ссоры с ней были лучше, чем улыбки другой женщины. Особенно когда аргументы иссякали, как это часто случалось в старые добрые дни, и он обнимал ее и… хотел ее так же сильно, как она хотела его.
Что она сделает, если он придет к ней сейчас? Если разденется и скользнет под одеяло? Он знал, чем от нее будет пахнуть – духами, медом и сливками. И он почувствует теплоту ее груди и живота и прохладу рук и ног.
Чейз улыбнулся воспоминаниям. Боже, у нее самые ледяные руки и ноги на свете.
У них была игра, в которую они часто играли в такие холодные ночи. Забирались в постель, он обнимал ее, она обхватывала его одной ногой, перебирая пальцами по его икрам, а ее рука скользила вниз по его груди. Он говорил, очень грубо: «Энни, прекрати сейчас же». А она спрашивала: «Почему?» А он отвечал: «Потому что ты совершенно фригидная». «Фригидная?» – возмущалась она. «Фригидная, – настаивал он, а потом переворачивал ее на спину и шептал: – Но я знаю, как это исправить…»
Чейз поднялся на ноги.
– Вот, – сказал он грубовато, бросая одеяло, которым накрывался, на постель Энни, – возьми. Здесь довольно прохладно.
– Я не замерзла. И потом, я не могу взять твое одеяло. А чем будешь укрываться ты?
Сугробом, если бы его удалось добыть. Ему сейчас нужно не согреться, а остыть.
– Я… э-э-э… не буду спать. Я не устал.
– Не устал? Чейз, это невозможно. У нас был ужасный день. Бесконечный день…
– Это точно.
– И ты спал всего лишь два часа. Этого мало.
– Ну, наверное, я просто на взводе. Или дело в том, что не могу свернуться кренделем.
– Ты прав. – Одним быстрым движением она накинула на плечи одеяло и встала с кровати. Чейз видел только ее кожу, мерцающую словно слоновая кость. – Ты будешь спать на кровати. А я – в кресле.
– Не смеши меня.
– Я меньше тебя.
Конечно. Меньше и тоньше. Потрясающе хрупкая женщина. И очень женственная.
– Я могу подогнуть ноги под себя, и мне будет удобно, Чейз. Увидишь. Давай! Меняемся местами.
Поменяться местами? Оказаться в постели, хранящей тепло ее тела? Положить голову на подушку, от которой исходит ее запах? Чейз покачал головой и стал отступать назад, пока ноги не уперлись в кресло.
– Нет.
– Это неподходящий момент, чтобы разыгрывать из себя джентльмена.
Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Или не застонать. Или не рассмеяться и не застонать одновременно. Она думает, что он старается быть джентльменом? Интересно, что бы она подумала, если бы узнала о его мыслях? Схватить бы сейчас ее, повалить на кровать, скинуть с нее это одеяло и посмотреть, одета ли она.
Чейз взял ее за плечи и, стараясь не думать об этом, осторожно, но твердо отстранил вбок.
– Чейз? – В ее голосе зазвучало недоумение, когда он открыл дверь. – Куда ты?
К чертовой бабушке, подумал он. Но ответил:
– Сварить кофе. Иди спать, Энни. Увидимся утром.
Он выскользнул из комнаты, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.
Пытка креслом – это одно. С этим мужчина может справиться. Но находиться рядом с Энни – это совсем другое. Он не святой.
* * *
Энни смотрела на закрывшуюся дверь. Потом вздохнула и присела на уголок кровати.
– Тупица, – пробормотала она. – Ну и пусть мучается, если хочет.
С его стороны было глупо отказаться от ее предложения. Она поежилась и устроилась на кровати под одеялом.
Конечно, ему было неудобно спать в этом кресле. Чейз ведь высокий – шесть футов два дюйма. И весит сто девяносто фунтов. Сплошные мышцы…
Кто спорит, он всегда был красивым мужчиной.