58 
Она нерешительно погладила его по руке.
Мне очень жаль.
Главное, она ему вовсе не была нужна — мы могли брать любую машину в гараже. Он объяснил, что хотел только проверить, сойдет ли ему это с рук.
В общем, он тебе жизнь не облегчал.
Да, он никому не облегчал жизнь. И особенно себе самому. Но он не был способен на подлость. Бывало, я его ненавидел, но никогда не переставал его любить.
Лиз теснее прижалась к нему.
—Любовь ранит больнее, чем ненависть.
Он поцеловал ее в макушку.
Лиз, ты, наверное, ни разу не консультировалась с юристами... по поводу Веры.
Зачем?
Маркус несет ответственность — по крайней мере финансовую — перед тобой и Верой.
Один раз я взяла у Маркуса деньги. Больше не возьму.
Пособие на ребенка оформляется очень быстро. Подумай: тебе не придется работать семь дней в неделю!
Лиз глубоко вздохнула и отстранилась, чтобы видеть его лицо.
Вера — моя дочь, она всегда была только моей с той секунды, когда Маркус передал мне чек. Я могла бы сделать аборт и вернуться к прежней жизни, той, которую я для себя наметила. Но решила по-другому. Я решила рожать, воспитывать ребенка и поддерживать его. С самого рождения Вера стала для меня источником радости, и я ни с кем не хочу ее делить.
Когда-нибудь она спросит у тебя, как зовут ее отца.
Лиз облизнула губы и кивнула:
—Я ничего не стану от нее скрывать. Пусть сама решает.
Джонас подумал: не стоит давить на нее сейчас, но на всякий случай нужно попросить свою помощницу просмотреть законы о детском пособии и установлении отцовства.
Ты позволишь мне с ней познакомиться? Я помню, мы договаривались, что после ее приезда я уберусь из твоего дома и из твоей жизни. Я и уберусь, но мне бы хотелось ее увидеть.
Если ты к тому времени еще будешь в Мексике.
Еще один вопрос.
Она улыбнулась чуть непринужденнее, чем раньше.
—Только один!
У тебя ведь не было других мужчин? Улыбка увяла.
Нет.
Он ощутил укол признательности и чувства вины.
Тогда позволь мне показать тебе, как все должно быть на самом деле.
Ты совершенно не обязан...
Он ласково откинул челку с ее лба.
Нет, обязан. Ради нас обоих. — Он поцеловал ее в закрытые глаза. — Я захотел тебя сразу, как только увидел... — Его поцелуи, нежные и тихие, напомнили ей весенний дождь. Медленно он снял с ее плеч халат, проводя по шее теплыми губами. — У тебя кожа как золото, — прошептал он и провел пальцем по груди, где оттенок менялся. — И такая белая! Я хочу видеть тебя всю.
Джонас...
—Всю, — повторил он, глядя ей в глаза. Пламя страсти вновь разгорелось в ней. — Хочу любить тебя.
Она не сопротивлялась. Никогда в жизни никто не касался ее так бережно, не смотрел на нее с таким восхищением. Он легонько наклонил ее, и Лиз, исполненная ожиданием, легла на кровать.
Красавица, — шептал Джонас, любуясь, как в лунном свете ее кожа отливает молоком и медом; глаза же, черные-черные, широко раскрытые, затаили неуверенность. — Я хочу, чтобы ты мне доверяла. — Он начал ласкать ее снизу, с лодыжек. — Когда я смотрю на тебя, мне хочется, чтобы ты перестала меня бояться.
Я тебя не боюсь.
А раньше боялась. Наверное, раньше я сам хотел, чтобы ты меня боялась. Но больше не хочу.
Его губы обследовали ее ноги снизу вверх; когда кончик его языка дошел до чувствительного местечка под коленом, она невольно задрожала всем телом и прошептала:
Джон ас!
Расслабься. — Он легко провел рукой по ее бедру. — Хочу расплавить тебя до самых косточек... Позволь мне подарить тебе удовольствие.
Она повиновалась только потому, что сил сопротивляться не осталось. Он шептал ей на ухо ласковые слова, гладил, покусывал, ласкал — до тех пор, пока она, воспламенившись, не почувствовала потребность ответить ему тем же. Но он хотел, чтобы она сейчас только получала — хотел взять ее так, словно прежде к ней не прикасался ни один мужчина. Ни он и никто другой. Медленно, осторожно и очень, очень терпеливо он доводил ее до крайней степени блаженства. Когда он провел губами по бедру Лиз, ему показалось, что кожа женщины гудит.
Она даже не представляла, что любовь бывает такой... глубокой и потаенной. Она открыла для себя новую свободу, которую раньше обретала только под водой. Сейчас она тоже как будто плыла в невесомости — тело сделалось легким, послушным, но она остро реагировала на каждое его прикосновение. Как во сне, сквозь нее проплывали ощущения — нежные, туманные, плавно перетекавшие одно в другое. Сколько может длиться такое блаженство? Неужели вечно?
58 
