55 
Лиз швырнула тряпку в раковину, не обращая внимания на брызги горячей мыльной воды.
—Как будто я зачала ребенка в одиночку! Он заявил, что не желает иметь ничего общего с дурой, которая нарочно забеременела, чтобы испортить ему жизнь. Он велел мне избавиться от ребенка. Как будто Вера — вещь, которую можно выкинуть и забыть. У меня началась истерика. Он тоже вышел из себя. Пригрозил, что распустит слух, будто я сплю с каждым встречным и поперечным, а друзья его поддержат. Он сказал: мне не удастся доказать, что ребенок от него. А если я попробую давить на него, он все расскажет моим родителям — а может, и подаст на меня в суд. Он сыпал юридическими терминами, которые я не понимала. Мне стало ясно другое: он от меня отказался. Его семья пользовалась в университете большим влиянием; он пригрозил добиться, чтобы меня исключили. Я была такой дурочкой, что верила всему, что он говорил, и страшно перепугалась. Он выписал мне чек и велел, как он выразился, «обо всем позаботиться». В другом штате, а еще лучше в другой стране. Тогда никто ничего не узнает... Целую неделю я ничего не делала. Ходила на занятия как в тумане, думая: вот сейчас я проснусь, и окажется, что все было лишь страшным сном. А потом я поняла, что все правда. Я написала родителям, сообщив им все, что могла. Продала машину, которую они подарили мне на окончание школы, взяла чек Маркуса и прилетела на Косумель, где и родила дочку.
Джонас сам хотел все знать, и не просто хотел — жаждал, но сейчас у него внутри все горело.
Ты ведь могла поехать к родителям!
Да, но Маркус убедил меня, что родители не перенесут позора. Он предрекал, что меня родители возненавидят, а ребенка будут считать обузой.
Почему ты не обратилась к его родне? Они обязаны были о тебе позаботиться!
К ним?! — Джонасу еще не приходилось слышать в ее голосе ярости. — Чтобы они обо мне заботились?! Да я бы скорее отправилась в ад!
Ему пришлось немного выждать; убедившись, что она успокоилась, он спросил:
Они до сих пор ничего не знают?
Да. И не узнают. Вера моя.
А что известно самой Вере?
Только то, что ей нужно знать. Я никогда ей не лгу.
А известно ли тебе, что Маркус Дженсанн метит в сенат, а может, и выше?
Лиз смертельно побледнела.
—Ты его знаешь?
—Я с ним не знаком, но наслышан о нем.
Страх быстро прошел, но вскоре вернулся с новой силой.
—Он не знает о существовании Веры. Никто из них ничего не знает. Это невозможно!
Не сводя с нее взгляда, Джонас шагнул к ней.
Чего ты боишься?
Власти. Вера моя и моей останется. Никто из них ее не коснется!
Так вот почему ты остаешься здесь! Ты прячешься от них?
Я сделаю все возможное, чтобы защитить мою дочь.
—Ты до сих пор боишься его! — Злясь на нее, Джонас грубо схватил ее за руки. — Внутри тебя прячется запуганная девочка, которой так и не удается расправить плечи и жить в полную силу! Неужели ты до сих пор не поняла: это ничтожество тебя забыло! Он уже не помнит о твоем существовании! Ты до сих пор прячешься от человека, который не узнал бы тебя на улице!
Она размахнулась и влепила ему такую пощечину, что голова его дернулась назад. Тяжело дыша, она отпрянула от него, ужаснувшись, сколько в ней, оказывается, злости и силы.
Не рассказывай мне, от кого я прячусь! — прошипела она. — И не рассказывай, что я чувствую. — Лиз собралась было уйти, но не успела. Он догнал ее на пороге, поставил к себе, схватил за руку. Джонас больше не желал понимать, почему его охватила такая ярость. Он знал только одно: над собой он больше не властен.
От чего еще ты отказалась из-за него? — зарычал Джонас. — Что еще вырезала из своей жизни?
Это моя жизнь! — закричала она.
И ты не будешь делить ее ни с кем, кроме дочери. Что же ты будешь делать, когда она вырастет? Что, черт побери, ты будешь делать через двадцать лет, когда у тебя не останется ничего, кроме воспоминаний?
—Не надо... — Глаза так быстро наполнились слезами, что их было уже не остановить.
Он снова схватил ее и развернул к себе лицом.
Нам всем кто-то нужен. Даже тебе. Сейчас я тебе докажу...
Нет!
Она хотела увернуться, но он оказался проворнее. Она пыталась вырываться, даже когда он начал ее целовать, но ее руки оказались зажаты между их телами, а он стискивал ее железной хваткой. Смешанные чувства раздирали ее. К страху и злости добавилось страстное желание. Лиз старалась не поддаваться, но его губы требовали от нее ответа и подчинения.
55 
