21 
Подорогин еще раз взглянул на подробно и жирно выведенный номерной знак, вернулся в гостиную и набрал номер своей голосовой почты.
Новых сообщений было три. Два холостых, с записью уличного шума и выдоха в трубку, последнее — с усталым и рассудительным голосом Леонида Георгиевича Уткина: «…один… По моему глубокому убеждению, Василь Ипатич, вам следует быть более внимательным к этим совпадениям. Будьте здоровы».
На следующий день Подорогин проснулся в начале второго пополудни в таком состоянии, что снова пришлось вызывать скорую. Подушка была испачкана слюной и зеленкой. В микроволновой печи стоял глиняный котелок с застывшими котлетами.
Бригада, вызванная по вчерашнему «прямому» номеру, приехала через десять минут. Подорогину сделали обезболивающий укол и перевязку. Он хотел расплатиться, но санитары категорически отказались от денег, пояснив, что вызов уже оплачен. Они лишь забрали ампулы с промедолом. Подорогин попытался поесть, но его тотчас стошнило. Умывшись, он выпил теплой минеральной воды без газа. Он делал аккуратные, мизерные глотки и почему-то был уверен в том, что вода поступает не в желудок ему, а в раздавшуюся, горячую пустоту в затылке. За весь день, намучавшись головной болью и животом, он смог дозвониться только до Ирины Аркадьевны. Секретарша, треща бумагой, сообщила, что Санёк не вышел на работу после скандала в бухгалтерии, где ему отказались компенсировать сто долларов, якобы истраченные на представительские цели, что раз пять или шесть звонил Тихон Самуилыч, что пункт видеонаблюдения по-прежнему закрыт, на выходе поймали двух воришек, а с восточной стороны разбили витрину камнем, завернутым в тетрадный лист с неприличной надписью.
— С какой? — спросил Подорогин.
— Что? — не поняла Ирина Аркадьевна.
— С какой надписью?
Секретарша замолчала. В трубке что-то пощелкивало.
— Ну? — потребовал Подорогин.
— За… Родину, — ответила Ирина Аркадьевна.
Несколько секунд он чего-то ждал, слушал эфирные помехи, затем, стараясь не сорваться на крик, сказал в микрофон:
— Дура, блядь! — и со всей силы ударил трубкой по рычагу, отчего аппарат с грохотом полетел на пол.
Наталья пришла поздно вечером, от нее тонко пахло перегаром.
Подорогин сделал вид, что поглощен программой новостей. Наталья несколько раз прошла мимо него в спальню и обратно, потом присела перед ним на корточки и, обхватив вокруг шеи, поцеловала в губы. Он молча смотрел в ее влажные, внимательные глаза. Усмехаясь, она как будто готовилась что-то сказать, но передумывала в последний момент, коротко выдыхая носом. Потом, оставив ему аптекарский пакет с таблетками и пузырьками, закрылась в спальне и уже не показывалась оттуда. Подорогин, перейдя в кабинет, лег на диване и накрылся пуховым одеялом.
Неделя, как ни странно, прошла спокойно. Она даже обошлась без неприятностей, которых следовало ожидать — банк не арестовал счетов «Нижнего», санэпидемстанция не выписала новых постановлений и штрафов, прокуратура вообще как в воду канула. У Подорогина поджил затылок и были сняты швы, так что громоздкую повязку сменил антисептический пластырь. Правда, для этого пришлось обрить не только дополнительные окрестности ранения, но и голову целиком. Теперь даже в помещении Подорогин не снимал черной вязаной шапочки и, со слов Шивы, сделался похож на героя Джека Николсона, шалопая-бунтаря из фильма «Полет над гнездом кукушки».
Грянули крещенские морозы. Дымчатые и пустынные утра, казалось, лишь едва расширялись солнцем и бегущей от холода, плоско парящей толпой, чтобы тотчас схлопнуться синей, подбитой фонарями мутью. Город привычно и предусмотрительно загрипповал. В какой-то из этих коротких, как школьная перемена, дней в кабинет к Подорогину попросился человек, назвавшийся через Ирину Аркадьевну Щаповым. Подорогин переспросил фамилию. Ирина Аркадьевна неуверенно повторила.
— По поводу?
— Говорит, по личному. — Даже сквозь трескучий динамик громкой связи в голосе секретарши слышалось недоумение.
Подорогин сплющил в пепельнице окурок и помахал рукой, разгоняя дым.
— Хорошо.
Лицо вошедшего показалось ему знакомым. Защемив дверью пальцы, Щапов встряхнул ими, но тотчас сунул под мышку и поклонился:
— Петр. Сосед. Бывший ваш. Ну… помните, с первого?
Подорогин молча кивнул, сдвинул пепельницу в угол стола и с деланной заинтересованностью стал пролистывать ежедневник.
21 
