Последние отзывы

  55  

Через час-другой, придя в себя, он вышел на первой попавшейся станции. Названия станции он не слышал во время объявления и не удосужился посмотреть на стене. По пустому, без архитектурных излишеств перрону, по отсутствию эскалатора и попрошаек он видел лишь то, что это окраина.

На перекрестке у привокзальной площади собралась редкая толпа. На обочине стояла карета скорой помощи с распахнутыми задними дверцами и патрульная машина с включенным маячком. Далее за светофором поперек полосы застыл разбитый «Москвич». Рыдающую женщину с окровавленным лицом и в разорванном полушубке санитары никак не могли уложить на тележку, пытались промокать ей кровь и огрызались друг на друга. На заледенелом асфальте Подорогин увидел тело под простыней, и долго еще, подтягивая в руках тяжелый словарь, не мог отделаться от дурацкой мысли, что окровавленная женщина жива, в то время как на простыне, наброшенной на покойника, нет ни единого пятнышка. Дурацкая эта мысль мало-помалу съежилась и вовсе до невменяемой фигуры — «чистый труп», — и он, взяв такси, назвал водителю рабочий адрес Натальи.

Время шло к обеду. Подорогин расположился за столиком у окна в кафе напротив здания «Филип Морриса». Официант смерил взглядом след от его грязных ботинок на полированном полу. Подорогин заказал стандартный ленч и, не глядя пролистывая словарь, посматривал за входом в представительство. Наталья, в отличие от прочих сотрудников офиса, предпочитала корпоративной столовой именно это кафе. Однажды она даже отмечала здесь свой день рождения. Ее любимый столик был на антресолях с аквариумом в глубине зала. Знал об этом не только Подорогин, выбравший сейчас место, откуда одинаково хорошо просматривались антресоли и вход в представительство, помнили об этом и официанты, всегда резервировавшие столик к обеду. Столик пока был не занят. Перед входом в представительство прогуливался охранник с дубинкой.

Отложив словарь, Подорогин закурил. Человек отказывается от дешевого питания в офисе и предпочитает платить за более изощренное — хотя и такое же сомнительное — меню большие деньги только в двух случаях: он либо сноб, либо ему есть, что скрывать. Да, первое время, когда устроилась на работу в «Филип Моррис», Наталья обедала здесь вместе с ним. Он сам настоял на этом. Поблизости «Нижнего» не было ни одной порядочной закусочной, а в столовую представительства пускали только своих. Да, впоследствии, когда он съехал с квартиры, они ходили сюда с Маруськой и Маринкой, это было единственное уместное пристанище в будни, где он мог общаться с дочерьми. Однако Наталья, экономившая после развода буквально на всем, в столовую так и не вернулась. Почему — он мог только догадываться. Как догадывался, например, о помрачительной прихоти Штирлица подкладывать своих изжитых любовниц друзьям. Или как бездоказательно был уверен в том, что когда в прошлом году Шива ошиблась телефонным номером, Наталью взбесила вовсе не новость о его измене (не было это никакой новостью), но известие о том, что Штирлиц — Штильман Ростислав Ильич — шесть лет тому назад бросил ее ради Шивы.

Принесли первое, густую, как каша, солянку с расползшейся долькой лимона и плоской, точно изюм, маслиной. Подорогин стал рассеянно есть.

Интересно, что и до сих пор, когда он охладел к Наталье, подобные воспоминания — да и не воспоминания даже, так, реконструкции — могли приводить его в состояние совершенного исступления. Не то что до развода, даже сегодня помыслить Наталью с кем-то в постели было для него так же тяжело, как, например, вообразить неизлечимо больными дочерей. Однажды в школе он поколотил Штирлица, у которого обнаружился его пропавший перочинный нож. Про никудышный ржавый самопал с рыхлым, залипавшим в пазу лезвием он к тому времени и думать-то давно забыл, выбросил его тотчас после расправы, однако если б на следующий день эта никудышная вещь снова объявилась в обороте…

Проглотив очередную порцию супа, он понял, что обжег горло, бросил ложку и подышал ртом. У представительства по-прежнему прохаживался охранник. На антресолях было пусто. Подорогин позвал официанта, сказал убрать солянку и, подумав, спросил с апельсиновым соком водки.

Позади него, через ширму, расположилась какая-то высоколобая компания. Подорогин оглянулся вполоборота. Белые воротнички. Явно филипморрисовских кровей. Холодные, отчетливые языки дорогого парфюма расслаивали гастрономическую атмосферу заведения. Из застольной и в общем бесшумной дискуссии до него доносились лишь наиболее взрывные куски:

  55