Особенно,... 
86 
- Все в порядке?
Она кивнула, медленно и глубоко втягивая в себя воздух.
- Хорошо. Ненавижу быть неотомщенным.
Элейн подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть быстро приближающиеся медовые соты с соленым огурцом.
- Ты не можешь…
Ее захлестнуло вкусом острого рассола и сладкого меда.
- Ух! - Она попыталась выплюнуть содержимое рта.
- Ну уж нет! - Он зажал ей челюсти, давая меду и маринаду распространиться по всему рту.
Элейн попыталась отцепить его руки, но в результате только натянула кожу на своих щеках.
- Пусти!
Чарльз фыркнул от смеха:
- Что хорошо для гуся, то хорошо для гусыни. Или я могу сказать так: что хорошо для гусыни, то хорошо для гуся. Прожуй тщательно, как полагается хорошей девочке, и глотай.
Судя по охватившему его восторгу, выражение ее лица, когда она прожевывала пищу, было так же занимательно, как и его собственное в подобной ситуации. Высунув изо рта язык, она слизнула мед с кончика своего носа - замечательный талант - до этого времени неоткрытый и не самый необходимый, но очень эффектный. Чарльз повалился на одеяло, покатываясь со смеху.
У Элейн не было братьев или сестер, с которыми она могла бы повозиться. Всегда ожидалось, что она должна вести себя как безупречная маленькая леди. Сейчас она с радостью погрузилась в игру. Они кормили друг друга немыслимыми лакомствами. Огурец и горчица для него, сыр и мед для нее, и снова огурец, завернутый в ветчину, с медовыми сотами - для него. Все это смывалось насыщенным красным вином. За всю свою жизнь Элейн так много не смеялась.
Движением заядлого фокусника, достающего кролика из шляпы, Чарльз извлек из корзины влажные салфетки. Они оттирали свои руки и лица, как если бы были какими-нибудь неряшливыми школьниками, без всяких условностей, полностью свободными. К тому времени, как корзинка была собрана, Элейн уже не понимала, что ее переполняло больше - солнце, алкоголь или смех. Ее лорд успешно смыл с нее всю грязь от общения с Боули.
Чарльз снял жакет и свернул его. Используя свернутый жакет как подушку, он лег на одеяло, прикрыв руками лицо. Элейн наблюдала за ним до тех, пока мальчишеская задорность полностью не покинула его. Она стянула с себя мягкие кожаные сапожки и встала, намереваясь проверить упругость этой невероятно зеленой травы. Тотчас же лорд оживился. Он преклонил колени перед Элейн с тем торжественным выражением на лице, с каким странствующий рыцарь просит милости у дамы своего сердца. Она заглянула ему в глаза.
- Почему вы женились на М… - она прикусила язык, но слишком поздно. Вопрос был задан. -…На мне?
Чарльз прикрыл глаза Теплая рука заскользила под платье.
- Почему вы женились на мне?
Элейн стояла неподвижно, нисколько не обеспокоенная скольжением пальцев вверх по шелковому чулку, не тревожась о шрамах и небритых ногах.
Он приподнял штанины ее панталон и отцепил чулки от подвязок, прикрепленных к корсету. Затем уверенными шершавыми пальцами начал медленно и чувственно снимать шелк.
Это были самые восхитительные ощущения за всю ее жизнь. Она была поймана в сеть солнцем, весельем и вином. Веки потяжелели и закрылись помимо ее воли. Солнце ощущалось ярким теплым шаром позади них, а его руки - теплой шероховатой лаской, спускающейся с бедер, скользящей по задней части колен, вдоль икр.
Сильные пальцы предупреждающе потянули. Вдруг левая нога оторвалась от земли, он снимал с нее чулок. От неожиданности Элейн покачнулась вперед. Пытаясь сохранить равновесие, она ухватилась за плечи мужчины. Он приподнял другую ногу и стянул другой чулок.
Чарльз сел на корточки. Элейн выпрямилась. В его глазах снова появился тот взгляд. «Нет, пожалуйста, - молчаливо умоляла она, - не позволяй вторгаться действительности. Не заставляй меня давать больше, чем я могу».
Синие глаза потемнели. От страха Элейн напряглась. «Ну вот, - подумала она, - мы и вернулись назад, к костлявой заднице».
Он медленно поднялся - гибкий, как дикий кот. Шляпная булавка выскочила из ее волос, сама шляпка отброшена прочь. Незамедлительно солнце осветило неприкрытую голову. Она зажмурилась, не в состоянии выдержать напряженность мужчины, снова и снова отвергаемого своей женой, - той, что в детстве регулярно подвергалась сексуальным домогательствам, и которая, скорее всего, никогда не будет способна отозваться на близость. Одна за другой из ее головы вылетали шпильки, пока волосы не освободились так, как ей хотелось этого раньше, рассыпаясь тяжелой волной.
86 
