Что-то внутри Квина взорвалось. Наверное, его контроль над собой. Выругавшись, он притянул ее к себе и впился губами в ее рот.
Она была воплощением темного, неутомимого желания. Она была чистой воды афродизиаком. Они стояли на кровати на коленях, и все его мечты воплотились в жизнь. Он покрывал поцелуями ее лицо, ее волосы и шею. От дурманящего запаха ее кожи голова у Квина кружилась. Он чувствовал, как она дрожит. Но не от страха, а от удовольствия, от удовольствия, которое он ей дарил! Позабыв обо всем, он снова впился губами в ее рот, чтобы ощутить вкус ее страсти.
Ни один мужчина, которого она познала до него, и, несомненно, ни один после него, не сможет вернуть ее к жизни таким способом. Никогда до этого и никогда после не испытает она такого жгучего желания. Ее тело было похоже на печь, изрыгавшую огонь и жар, а в мозгу крутился целый вихрь ярких ощущений. Нет. Никакой мужчина не сможет дать ей того, что дал Квин, потому что другого такого мужчины больше нет. И она знала это, знала с самой первой встречи.
Все было ясно. Она чувствовала, как щетина на его подбородке царапает кожу ее плеча, как матрас прогнулся под тяжестью их тел, когда они, тесно прижавшись друг к другу, опустились на простыни. Проводя руками по его плечам и груди, она видела, как сияет его кожа в лунном свете. Он вздрагивал от ее прикосновений, и она слышала легкий шелест его дыхания. Его поцелуи были окрашены ароматом желания и наполняли желанием ее. Настоящий калейдоскоп ощущений, нет, вихрь, водоворот! В комнату проникли запахи из сада. Застонав от удовольствия, Шантел прижала губы к плечу Квина.
От этой женщины можно потерять и разум, и душу. Квин почувствовал, как сжалась его грудь, когда он провел руками по ее телу. Боль и сила слились воедино в желании овладеть ею. От одной лишь мысли, что она в его руках, ему стало и страшно, и весело. В следующую минуту он воспарил ввысь.
Причиной тому было не только совершенство ее тела и лица, но и дикая, неукротимая сексуальность, которая скрывалась под покровом из сверкающего льда. Выпущенная на волю, она превратилась в ящик Пандоры, полный эмоций темных, опасных и необыкновенно возбуждающих.
Он не станет сопротивляться этим эмоциям. Просто не сможет. Он чувствовал, как она дрожит, стонет, когда он дотрагивается до нее, пробует ее на вкус и искушает. Ее кожа была горячей и уже влажной. Она выдохнула его имя. Сегодня, пусть только лишь сегодня, он доведет ее до безумия, как она доводила до безумия его самого.
Он сжал в руке пряди ее волос и запрокинул ей голову. Пред ним предстала длинная белая шея. Он провел по ней языком и почувствовал, как бешено застучало ее сердце. Руки Шантел прошлись по его груди и опустились ниже. Мышцы его живота содрогнулись от ее прикосновения. Она потянула вниз молнию на джинсах, а он нащупал сквозь тонкий шелк ночной рубашки ее грудь. Его рот оценил и нежность шелка, и гладкость кожи на груди. Шантел напряглась и задрожала. Из ее уст вырывались тихие неясные слова удовольствия…
Повинуясь разбуженному инстинкту, она стянула с его бедер джинсы. Почувствовав на своем члене ее руки, он потерял остатки разума. Безумным движением он разорвал на ней рубашку. Когда он уложил Шантел под себя, у нее перехватило дыхание.
Думать Квин уже не мог. Он мог только чувствовать. Когда он вошел в нее, она была теплой и влажной. Он подумал, случается ли так, что мужчина умирает, добившись наконец того, чего так страстно желал? Но тут она обхватила его и стала направлять, куда ей хотелось, хотя он думал, что сам направляет ее. Он видел ее волосы, раскинувшиеся по смятым белым простыням, ее полузакрытые глаза, ее слегка раздвинутые губы, через которые вырывалось дыхание.
— Квин! — Она выкрикнула его имя, чувствуя, как ее подбрасывают гигантские волны наслаждения. Что с ней? Жар, свет, ветер. Она была совсем не готова к этому. Она хотела сказать ему об этом, но он снова прижал свои губы к ее рту. Она стала частью его. Оргазм затопил ее такой сильной волной, что у нее не было сил говорить.
Шантел не знала что сказать. Может, он ждет от нее какой-то умной фразы, каких-то легких слов? Но разве сможет она объяснить, что до этого у нее был только один мужчина и что никогда, никогда ей не было так хорошо, как сейчас… Если бы Квин не был ей так дорог, она, несомненно, придумала бы что-нибудь, что помогло бы нарушить затянувшееся молчание и снять излишний драматизм эмоций, который, как она чувствовала, снова накапливается.